– Данил! – осекает меня. – Что бы ты там ни думал и для себя ни решил, ты не знаешь, о чем говоришь. Это только между мной и твоим отцом.

И от этих речей ее тошно вдвойне. Нет, я всегда знал, что моя мать – эгоистка до мозга костей. Потому что все всегда должно было быть, как того хочет она. У нее должна быть блестящая карьера и идеальная семья, даже если это не так. И она пойдет на все, чтобы скрыть то, что может навредить ее заслуженной репутации. Поэтому она не защитила Лизу, поэтому терпит отца: в ее представлении одинокая женщина, судя по всему, не может быть примером для подражания. Да о чем говорить? Она даже тему с раком скрыла ото всех, так как это могло сделать ее образ железной леди уязвимее. На работе никто так и не знает о болезни: она брала продолжительный отпуск, прикрывалась несуществующими командировками и появлялась в деканате в любой хороший день, когда умудрялась встать с кровати, чтобы изобразить бурную деятельность.

Ни о какой любви в ее жизни речи даже не шло. А я, глядя на их с отцом пару, понял одно: не хочу так. Никогда с таким не смирюсь. Быть с человеком, которому от тебя нужно все что угодно, кроме любви, – хрень собачья. Для чего терпеть полумеры? Кому от этого легче? В таком случае лучше вообще быть одному!

– Я поговорю с тренером, – прерывает мама поток мыслей в моей голове.

– И ты туда же.

Мысленно посылаю всех в задницу и ухожу. С психом хлопаю дверью тачки, которую, к счастью, в этот раз не увезли на эвакуаторе, – возможно, потому что дороги до сих пор заметены и те просто не работают. Снег от удара сыплется с крыши на лобовое стекло. Смотрю в зеркало и ничего не вижу – нужно снова чистить. Дважды все еще гневно стучу по рулю, но цепляю гудок. Громко каркая, с деревьев напротив улетают вороны – кажется, посылают меня далеко и надолго. Но я так зол, что с удовольствием втопил бы газ и снес эти самые деревья, если бы стволы у них не были настолько огромными. Моя злость размером с маленькую африканскую страну продолжает расти. Скоро поглотит весь мой мир, и тогда я точно натворю глупостей. Уже тянусь к бардачку, где лежат сигареты, когда телефон вибрирует в кармане.

Сообщение. От Лили. Действует, как вода на разгорающийся огонь: тушит мгновенно. В ушах теперь белый шум, а не голоса родителей. «И почему ты не сказал, что это Гай Ричи снял “Шерлока Холмса” с Дауни-младшим? Я обожаю “Железного человека”!»

Откидываюсь на сиденье, прикрываю глаза и выдыхаю наконец. Ради девушки, которая любит фильмы по комиксам, можно остыть и забыть про гнев. Не буду говорить ей, что «Шерлок» мой самый нелюбимый фильм у Ричи, – главное, что сам Ричи реабилитирован. Осталось реабилитировать себя и больше не распускать руки, пока не… Пока не распутается между нами. Полумер не хочу.

Отправляю Лиле смайлик с большим пальцем вверх и желаю приятного просмотра, а сам выезжаю к себе, чтобы весь вечер провести за монтажом видеовизитки для конкурса. То, что нужно, чтобы забыться и расслабиться. Когда я захожу домой, – называя съемную подубитую квартиру домом, не кривлю душой, – Лиза готовит кофе на кухне. Судя по фарфоровой кофейной паре на подносе, для Тима: это из его набора. Он помешан на крохотных чашках для эспрессо. Некоторые из них он выкупал в кофейнях, другие утащил, заплатив за бой посуды, которого не было, ну а пару-тройку – просто в кармане, потому что ему отказались содействовать. Но он никогда не скупился на щедрые чаевые.

– Чай будешь? – бросает мне Лиза через плечо, едва взглянув в мою сторону. – Привет.

– Почему в универе не была?

Сестра босая, в любимой пижаме и с пучком на голове, который держится на кисточке для рисования.

– Тебя это интересует, потому что я папе соврала? – Знает, куда колоть. – Сегодня скульптура, там никто не заметил моего отсутствия, и физра, от которой у меня освобождение. Ты же понимаешь, сильные боли, все дела.

Она надо мной явно угорает. Готовит молча две порции чая – видимо, себе и мне. Пачку новую притащила, кажется, и правда старается. Ладно, прощена.

– И сколько раз в месяц у тебя эти сильные боли?

– Ой, отстань! Лучше бы ты за сплетнями так следил, как за мной. В чате что-то нагнетают сильно вокруг вас с Лилей после публичного спектакля Сереженьки и его ненаглядной змеи.

Я напрягаюсь сразу по двум поводам: потому что Лиза говорит о Савельеве, которого сразу хочется уничтожить за то, как обидел ее, и потому что, по всей видимости, обижают Лилю.

– Ты же знаешь, меня там нет. Что-то серьезное? Подключать даркнет? Заказывать киллеров? – Пытаюсь шутить, но Лиза не оценивает мой юмор.

– Я серьезно, Дань. Лиля делает вид, что все нормально, но я же вижу… Ее сильно задевает то, что про нее пишут. А все как с цепи сорвались. Уже обсосали новые семейные фотки при твоем участии, на которых не нашлось место нищей колхознице Лиле.

– Это так они пишут о ней? – хмурю брови. – И где их уже нашли?

– Блогерша выложила истории о том, что брала интервью у самих Романовых. Пишут-пишут. Да там и хуже на самом деле пишут. Сейчас вообще Лилю чуть ли не в разлучницы записали, потому что, видите ли, ты с какой-то девушкой встречался, которая теперь плачется на весь чат.

– Чего?

Прошу Лизу показать мне, кого она имеет в виду, потому что очень сомневаюсь, что Лейле это было бы выгодно. Тем более когда знаю, что она нашла утешение под крылом у моего папочки. А кому там выступать, кроме нее? Оказывается, есть кому. Хотя я даже не помню, как эту девушку зовут. Света? Соня? Не важно, мы общались от силы неделю. На первом курсе. И она вроде бы сама предпочла меня другому, назвав бездушным сухарем, когда я не ответил на ее признание в любви. Зато теперь выясняется, что я скрывал наши отношения и разбил ей сердце, изменив с Лилей. И градус общественного осуждения растет.

Читать о собственных сексуальных похождениях мне, конечно, смешно, потому что я не могу похвастаться особыми подвигами в личной жизни. Сторонником связей на одну ночь я никогда не был, а отношения… Наверное,