мной святые угодники. Выдали самую лучшую женщину в мире. Выходит, заслужил я? А за что? За какие заслуги? Сам не знаю.
“Бабок через дорогу не переводил. Только в офшоры”, — улыбаюсь собственной шутке.
Выключаю воду. Вытираемся вместе с Соней и возвращаемся в постель.
— Меня вырубает, — распластавшись у меня на груди, признается София.
— Спи. Спи, — обняв, целую в висок.
И как только дыхание любимой выравнивается, беру с тумбочки телефон и открываю почту. А там Кольцов уже накидал финансовых отчетов и кучу фоток. Бабай и Авдеева. Адам прав. У них явно роман. И они явно не парятся. Ведут себя как супружеская пара. Совсем охренели, козлики!
“Что ж, брателла, — усмехаюсь горестно. — Ты сам виноват”, — на минуту прикрываю глаза и делаю ход конем.
Отправляю фотки неверного мужа Инке.
“Ты в курсе, сестра?” — спрашиваю на всякий случай.
Ответа нет. Только синие галочки горят под сообщениями. Инна выходит из сети и не возвращается.
А у Бабая наверняка уже земля горит под ногами.
Вот и правильно. Хоть отвлечется от воровства. А Авдееву люди Кольцова закроют на время.
За что?
Да мало ли какая неприятность может приключиться на дороге?
Глава 60
— Дом мой на Истре пусть подготовят, — пишу Кольцову. Целую в темечко Софию и прикрываю глаза.
«Хорошо-то как. Благостно», — размышляю, впадая в легкую дрему. Нет, не так я представлял свой первый день на свободе. Вообще не так.
Но все получилось в разы круче. Роднуля моя рядом, вот и парю теперь в облаках, как блаженный.
«Твой дом выставлен на продажу», — приходит сообщение от Игоря, и меня словно пружиной подрывает с места.
— Женя, — сквозь сон бормочет любимая.
— Спи. Спи, — шепчу, склоняясь над разомлевшей девчонкой. — Спи. Мне тут нужно смотаться кое-куда.
— За кольцом? — сонно бормочет София.
— Да, милая, — снова целую нежную шейку.
«Спасибо, что напомнила», — улыбаюсь довольно.
Одеваюсь впопыхах. Вылетаю из спальни и чуть не врезаюсь в Адама, важно шествующего по коридору.
— Горим, что ли? — насмешливо тянет он.
— Бабай, сука, мой дом уже продает. Прикинь, какая гнида окопалась рядом?
— Хочешь, с тобой поеду, — предлагает Нарейко совершенно серьезно. — Хоть довезу, что ли? А то ты пять лет за руль не садился…
— И то правда! — соглашаюсь с горечью.
— Тогда погнали, — улыбается Адам.
Вместе с ним спускаемся в подземный паркинг, где стоят крутые иномарки и почему-то обычная допотопная «Нива».
— Конструктор взрослого мальчика? — киваю на модель российского автопрома.
— И не говори, — улыбается Нарейко. — Моя первая тачка. Всю ее вот этими руками перебрал, — показывает мне холеные ладони. — Продать бы ее. Но не могу. Веришь?
— У самого такая, — усмехаюсь криво.
Вслед за Адамом прыгаю в припаркованный у входа Гелик. В зеркало наблюдаю, как к своим тачкам бежит охрана.
— Ну что, поехали! Разомнем косточки, — радостно заявляет Адам, выезжая с парковки.
Газует, выжимая из машины предельную скорость, и уверенно прет в город.
— Адрес офиса… — вспоминаю я.
— Да я знаю, — морщит он нос.
— Игорь, я еду в офис, — предупреждаю Кольцова.
— Да мы уже тут, — выдыхает он гневно. — Прикинь, Катран. Бабай с Авдеевой совещаются.
— Видать, решают, что еще можно у меня украсть? Месяц по их подсчетам остался…
— Да, напоследок, — с горечью бросает Кольцов. А я лишь прикрываю глаза, стараясь унять невыносимую боль, жалом впивающуюся в самое сердце.
Бабай, сука… Я же тебе доверял как родному.
«Я же тебя из такой навозной кучи за шиворот вытянул», — неожиданно вспоминаю развеселую семейку Пети Проскурина. Мать его алкоголичку и вереницу ее немытых вечно сменяющихся любовников, сестру — распоследнюю гадину на районе…
Сука… Выходит, яблоко от яблони недалеко падает. Как был наш Петька с гнилой душой, так и остался. Половину жизни прожил, и так ничего не понял.
Ну да я объясню!
Вламываюсь в свой собственный офис, как бандит с большой дороги.
— Да пошел ты, — отодвигаю в сторону новенького охранника.
— Евгений Николаич, родный, — бросаются ко мне пацаны, служившие при мне. — С возвращением! А нас всех Проскурин увольняет с завтрашнего дня.
«Повезло. Вовремя успел. А то бы пришлось брать контору штурмом», — усмехаюсь мысленно и обращаюсь к бойцам, служившим мне долгие годы.
— Ну что, ребята, пойдем, Петьке морду начистим! Новых всех изолировать, — поворачиваюсь к обалдевшему парню, преграждавшему мне дорогу. — Прости, дорогой, сейчас рисковать не могу. Давай сам в сторонку, и других с собой бери. Завтра встретимся, если захочешь у меня работать.
— Х-хорошо, — мямлит он недоверчиво.
— Запри новеньких где-нибудь и телефоны у них отбери. А то кто-то настучит обязательно… — ворчит сзади Адам.
— Братан плохого не посоветует, — развожу руками. — Уводите, пацаны, — киваю своим.
А сам быстрым шагом пересекаю холл. Взбегаю по лестнице на второй этаж вместе с Адамом. Навстречу нам выходит Кольцов.
— Все в порядке. Все на местах. Проскурин и Авдеева так и не выходили из переговорной.
— Отлично. Пойдем, переговорим. Устроим, так сказать, мозговой штурм… — вхожу я в раж.
— В каком смысле? — недоуменно пялится на меня Адам.
— По мозгам дадим Пете, — бросаю мимоходом. Тихо открываю хлипкую дверь и как дурак пялюсь на парочку, валяющуюся на диване.
Белобрысая голова финансового директора покоится на жирном плече моего зятя и лучшего друга. Лежат, разговаривают… Как супруги с двадцатилетним стажем. Она его по груди гладит, а он ее прижимает покрепче.
— Ну, здоров, Петя, — захожу в комнату переговоров. — Вижу, у вас тут работа кипит. Бабки мои пилите? Нехорошо…
— Эта… Катран… — отбросив в сторону Авдееву, словно куклу, подскакивает на ноги Бабай. Кидается ко мне, раскрыв объятия.
Ну а меня трясет от гнева. Бью Проскурина в толстый живот кулаком. Потом по хребтине. Бабай заваливается на пол. Бормочет что-то в свое оправдание. Только я не слушаю. Снова бью. Теперь ногами.
— Ах ты сука лживая, — хватаю бывшего друга за шиворот. Снова бью. — Тебе всего было мало? Ты меня решил по миру пустить? А теперь пойдешь сам. Нотариуса сюда, — оборачиваюсь к онемевшим Кольцову и Нарейко.
В углу жмется перепуганная Авдеева и тихо просит охрану.
— Позовите полицию.
— Оно вам надо? — скептически бросает ей Адам. — Срок захотели, мадам?
— Нет! — взвизгивает она. — Это все он! Он меня заставил!
— Прекрасно, — цежу ощерившись. Одной рукой держу Бабая за шкварник. — Сейчас самое время для чистосердечных признаний. Все сдашь, выйдешь отсюда с трудовой книжкой. Даже по собственному отпущу. Залупишься, — давлю взглядом. — Сядешь, и надолго. Выбирай.
— Я согласна, Евгений Николаевич. Я думала, он, — бросает выразительный взгляд на Бабая, — исполняет ваши поручения.
— А он просто исполняет, — рычу я и снова бью Проскурина.