— Ты за рулем? — Голос у него низкий, чуть хрипловатый, будто он только что затушил сигарету. — Предлагаю отъехать на пустырь за парком. Каюсь, не подумал, что моя детка вызовет в вашем дворе такой ажиотаж. — Губы его растягиваются в кривой усмешке, но в глазах — ни капли веселья.

На улице еще светло. Дети гоняют на велосипедах, их смех как колокольчики — такой беззаботный, что становится почти обидно. Соседи возвращаются с работы усталые, гружёные пакетами из супермаркета, и поглядывают на нас с любопытством. И да, Тимур прав — мы тут как инородное тело.

— Моя машина на техобслуживании, — отвечаю, невольно сжимаясь, будто пытаясь стать меньше, незаметнее.

— А, ну тогда прыгай в мою. Я потом тебя домой отвезу.

Князев открывает пассажирскую дверь и помогает мне забраться на высокую подножку. Сажусь, и меня сразу накрывает волной тепла и запаха кожи. Князев занимает свое место, и мы выруливаем из двора. Мысленно выдыхаю.

До пустыря недалеко. Едем молча, и тишина в салоне кажется густой, как сироп. Я боюсь начинать разговор, боюсь, что голос дрогнет, выдаст мой страх. Втягиваю носом умопомрачительный дорогой парфюм Тимура — что-то древесное, с нотками кожи и перца. Пытаюсь унять сердцебиение, но оно стучит где-то в горле: громко, навязчиво.

Останавливаемся. Пустырь — грязный, заброшенный, с разбитыми бутылками и не до конца растаявшими сугробами. К лету на пустыре уберутся и обустроят поляну для пикников, а пока тут уныло так же, как и у меня на душе. Князев достает прозрачный файл и кидает его мне на колени.

С первой же фотографии на меня смотрит очень «модная» зеленоглазая молодая блондинка. Модная — в смысле, лицо сделано по последнему слову косметологии. Тут тебе и губы «Джоли», и «лисьи глазки», и скулы тоже чьи-то — «Нефертити», наверное, но явно не ее собственные. Грудь — тоже надувная. Окрашивание самое дорогое, а зубы… Боюсь даже прикидывать, сколько стоит сделать такую улыбку. Наверняка не один миллион.

— Это Екатерина Котехина, — говорит Князев ровно, но в его голосе слышится презрение. — В узких кругах — Кот. Профессиональная содержанка, мечтающая сменить фамилию, став законной супругой какого-нибудь олигарха. Нынешний статус Катерину угнетает. Она считает, что достойна большего. Однако особым умом девушка не одарена и добиться чего-либо самостоятельно она не способна. При бывших любовниках пыталась петь, вести блог и даже открыть курсы. Но, увы, даже с большими финансовыми вложениями у нее ничего не вышло. Теперь Кот взялась за твоего мужа, Марго, и хочет стать хозяйкой кофеен. Ей хватило ума понять, что для ведения этого раскрученного бизнеса ей не потребуется ничего, кроме как не мешать.

Вот персонал кофеен обрадуется! Получит ту хозяйку, о которой мечтает! Горькая усмешка вырывается из меня сама собой. Достаю из файла стопку фотографий, листаю. На следующей — Даня и Кот выходят из ресторана. Он держит ее за локоть, на лице — немое обожание. А на следующей девица сидит за столиком с другим мужчиной — в стильном костюме, с холодными глазами.

— Она изменяет моему мужу? — спрашиваю глухо, сглотнув. Горло пересохло, будто я наглоталась песка.

— Это юрист. Алик Сурков. Занимается сомнительными сделками. Ходит по краю, но пока держится из-за отца-прокурора. Вполне возможно, что и изменяет. Кот встретилась с ним сегодня после того, как пообедала с твоим мужем. Есть основания предполагать, что обсуждала, как отобрать твою долю.

— У Данилы флешка с моей электронной подписью… — говорю убитым голосом. В голове уже рисуются страшные картины: пустые счета, переоформленные документы, я — на улице.

— Ты ее до сих пор не отозвала⁈ — Князев повышает голос, и я вздрагиваю.

Его глаза вспыхивают раздражением.

Я вскидываю на него взгляд. Чувствую, что дрожит губа. Сейчас разревусь опять! Обидно до ужаса!

— Я… я…

Хочу объяснить, что весь день была в шоковом состоянии, что мысли путались, что я едва могла дышать, но слова застревают в горле.

И тут Князев резко подается ко мне, сгребает в охапку. Его руки сильные, уверенные, надёжные. В них можно спрятаться от всего. Тимур прижимает меня к своей мощной груди, и я чувствую запах его кожи, слышу, как бьется его сердце — ровно, гулко.

— Ну всё-всё, успокойся. Ничего страшного не произошло. И не произойдет. Обещаю. — Шепчет он, гладя меня по спине. Его пальцы теплые, движения медленные, успокаивающие. — Я по-прежнему считаю, что планы Котехиной идут вразрез с планами твоего мужа.

Я отстраняюсь, лезу в сумочку, достаю платок, вытираю мокрые щеки и вдруг замечаю — в глазах Князева мелькает что-то странное. Не злость или презрение. И не просто участие. Он смотрит на меня… жарко! Но очень быстро спохватывается и становится обычным холодным собой. Однако я этот взгляд уже никогда не забуду.

Глава 7

Тимур

К Маргарите Павловой — или просто Маргаритке — отношение мое всегда было слишком сложным. Я увидел ее девчонкой и неожиданно для себя самого запал. Очень сильно. Так, что испугался не на шутку. Шестнадцатилетняя сестра друга — это нерушимое табу. С ненужными чувствами я боролся со свойственным двадцатидвухлетнему парню энтузиазмом: завел себе еще больше любовниц и спускал пар с ними. А когда сама Маргаритка проявила инициативу, жестко поставил ее на место. И у Артёма с тех пор дома не бывал. К счастью, друг скоро сам съехал из родительской квартиры. А потом я вообще надолго уехал из города. Но когда вернулся и внезапно узнал, что Маргаритка выскочила замуж, а мое имя даже слышать не хочет… внезапно расстроился.

Но сказать, что я каждую минуту о ней думал и мечтал, тоже нельзя. Я жил своей жизнью, заводил отношения и один раз даже чуть не женился. Сестра друга в это время пряталась в самом укромном уголке моей души — как забытая фотография в кошельке, которую не решаешься выбросить, но и доставать страшно.

Иногда я видел девушку, чем-то на нее похожую — такую же хрупкую, с такими же ореховыми глазами, — и вспоминал голос Маргаритки, дрожащий от собственной смелости, когда она, прижав меня к кафельной стене в ванной, прошептала:

— Тимур, я с ума по тебе схожу! Давай будем встречаться⁈

Тогда я оттолкнул ее. Грубо. Слишком грубо.

И вот мы впервые встретились спустя двадцать пять лет.

Что могу сказать… В свои сорок с хвостиком Маргаритка стала еще соблазнительней. Полностью расцвела и научилась подчеркивать достоинства, скрывая недостатки. Хотя, какие у неё недостатки? Их просто нет. Отточила природную грацию и научилась улыбаться так, что внутри все переворачивается. Но сейчас улыбка не украшает ее лицо. Его «украшают» следы туши под глазами и сжатые в тонкую ниточку губы.

Повод для встречи, конечно, у нас такой себе — Рита узнала, что муж ей изменяет, и от отчаяния обратилась ко мне, наплевав на все детские обиды. И я, конечно, взялся за дело, однако опять ничем порадовать ее не смог. Даже наоборот — своей информацией довел до слез. Теперь вот сижу и пытаюсь утешить, а у самого кошки на душе скребут. Оторвать бы её благоверному гандону яйца, чтобы поумнел! Да только толку? Сделанного не вернешь.

И вообще… если уж откровенно, то мне нравилась мысль о том, что Маргаритка станет свободной. Уж в этот раз я ушами хлопать не буду.

— И что же мне теперь делать, Тимур? — выпутавшись из моих рук и вытерев слёзы платком, доверчиво спрашивает Рита.

Вот тут я должен сказать «Решать тебе», но язык не поворачивается пустить дело на самотек.

— Я не в праве давать тебе советов и тем более делиться с клиентами личными выводами, — медленно отвечаю, чувствуя, как сжимается желудок. — Но у меня к тебе особое отношение, Рит, поэтому скажу. Если твой муж ступил на эту дорожку, то уже с нее не свернет.

— Может, он оступился, а не ступил? — спрашивает она, но в голосе нет надежды — только горечь, как в пережжённом кофе.

Она все прекрасно понимает. Просто принятие даётся нелегко. Но и я не из тех, кто станет давать ложную надежду.