Мы подъезжаем к Трафальгарской площади, я снова ерзаю и смотрю на время; я приехала раньше на полчаса – на тот случай, если я потеряюсь или вспотею и мне понадобится время, чтобы остыть, прежде чем он придет. Я выхожу на последней остановке, и меня выносит из автобуса в поток прохожих, который несет меня мимо величавых львов, окружающих адмирала Нельсона наверху колонны, и я чуть не налетаю на ничего не подозревающую туристку, которая встала как вкопанная посреди тротуара, чтобы сделать фотографию. Торопливо извинившись за то, что съездила ей по плечу, я уношусь дальше вместе с толпой.

Калеб предложил встретиться в каком-то пабе за углом Лестер-сквер, и как бы мне ни хотелось орать каждый раз, как мне навстречу попадается группа из четырех человек, идущих по тротуару в ряд, из-за чего мне приходится вылезать на проезжую часть с риском угодить под мопед, я рада, что наше свидание пройдет в таком публичном месте.

Паб называется «Таверна Ричарда» и прячется в одной из боковых улиц, соседствующих с Чайна-тауном. Я чуть не прохожу мимо, потому что вывеска поблекла и заржавела по краям. Я вхожу, толкнув двойные двери, и в нос мне сразу ударяет запах табака, висящий в воздухе. На меня немедленно выпячиваются все глаза, имеющиеся в помещении, все пять штук – у одного из клиентов, стоящих у стойки бара, один глаз закрыт пиратской повязкой, и я торопливо отвожу взгляд. Декор выглядит так, словно кто-то взял один из старых ист-эндских пабов времен братьев Крей [29] и скинул его в центре Лондона. Запятнанный красный ковер на полу, игровой автомат в углу выключен, однако продолжает время от времени противно жужжать, и бармен – высокий урод – полирует бокал тряпкой, которая, я уверена, когда-то была белой, но сейчас по цвету ближе всего к воде в помойном ведре.

Одноглазый капитан склоняется над пакетом со свиными шкварками, которые он высыпал прямо на барную стойку. Костюм на нем выглядит таким старым и пыльным, что я не удивлюсь, если он стащил его из гроба у чувака, умершего полвека назад. Он сидит напротив третьего забулдыги, который выглядит как обокраденный в могиле хозяин означенного костюма. Светлая щетина у него на лице доходит почти до водянистых голубых глаз; потемневшие кончики пальцев держат пинту какой-то жидкости, почти такой же темной.

Я улыбаюсь им всем. Не сомневаюсь, что на самом деле моя улыбка больше напоминает гримасу, но ситуация, когда на тебя пялятся три мужика, которые выглядят так, словно сто лет не видели живую женщину, не соответствует моим понятиям о хорошо проведенном пятничном вечере.

– Добрый вечер, – дрожащим голосом говорю я бармену и киваю. – У вас есть диетическая кола? – Он достает банку обычной колы и грохает ее на стойку бара, я подпрыгиваю от звука.

– Два пятьдесят, – бурчит он.

Я быстро бросаю деньги на липкую стойку, забираю банку и сажусь за самый дальний от бара столик.

Усевшись на стул у окна, я замечаю, что оно открывается наружу в переулок с первоклассным видом на стену здания напротив и разорванный мешок мусора, от которого только что дернули врассыпную две мышки, потому что с другой стороны подходит крыса размером почти что с Кромвеля и забирает себе все добро.

Напомнив себе, зачем я вообще-то сюда пришла, я пытаюсь вспомнить все способы начать беседу, которые нашла в какой-то статье про идеальные первые свидания. Единственное, что приходит мне на ум: «О чем ты больше всего жалеешь в жизни?» Не уверена, что это в данном случае уместно. «Привет, рада впервые тебя увидеть. Что ты больше всего ненавидишь в своей жизни, о чем, возможно, не можешь говорить даже с лучшим другом, но вдруг захочешь поделиться с незнакомкой из интернета?»

Я нервно чешу тыльную сторону ладони; кожа становится пятнистой и покрасневшей там, где остаются следы от ногтей. В таком местечке запросто мог бы ошиваться Джек-Потрошитель, поджидая очередную жертву.

Входная дверь снова скрипит. Кидая украдкой взгляд на вошедшего, я стараюсь выглядеть не слишком заинтересованной. Высокий темноволосый мужчина шагает к бару. На нем джинсы в обтяжку и джинсовая куртка с кучей значков на лацканах. Даже с расстояния я вижу, что волосы у него длиннее, чем по плечи, и они небрежно забраны в пучок на затылке. Наверняка это Калеб. Он реально похож на рок-звезду. В животе у меня все сжимается от волнения, и я смотрю, как его впечатляющая фигура облокачивается о барную стойку и заказывает напиток у бармена, который обслуживает незнакомца куда более охотно, чем меня.

Держа в руке стакан с ромом и колой, он наконец оборачивается. Бабочки у меня в животе с глухим стуком падают замертво. Это не Калеб. Он мне улыбается, но это не те неровные зубы, что я видела на фотографиях, и форма лица не та. Я почти расстроена, что свидание у меня не с ним.

Он переходит на другую сторону бара, а я снова пялюсь в банку с колой. Теперь, когда клиенты состоят не только из таращащихся стариков и пирата – расхитителя могил, я чуточку больше доверяю этому бару. Может быть, народ только начинает подходить, а может, альтернативные чуваки типа Калеба любят этакий «деревенский» дух – хипстеры же любят вещи, которые для всех остальных выглядят как груда дерьма.

Проходит двадцать минут. Он официально опаздывает. Пока ждала, я прикончила свою колу и теперь отчаянно игнорирую вопли мочевого пузыря, не имея никакого желания выяснять, в каком состоянии находятся здешние туалеты, если у них тут вообще есть женский. Только один человек зашел сюда после привлекательного не-Калеба, и это была красивая девушка, как я понимаю, его подружка.

Чувствуя себя последней дурой, я беру свою джинсовую куртку, уже готовая уйти, когда дверь снова со скрипом открывается. Немолодой джентльмен – примерно ровесник моего отца – заходит внутрь и, заметив меня, стоящую в углу, направляется прямо ко мне. Опасаясь застрять тут за разговором со стариком, который, скорее всего, использует свой возраст как оправдание для того, чтобы публично лапать молодых женщин, я качаю ему головой.

– Эмм… простите, я уже ухожу. Я должна… э-э-э… встретить кое-кого. – Я заикаюсь, чувствуя, что грублю, но я сейчас совершенно не в настроении с кем-либо разговаривать после того, как меня прокатили.

– Мэгги? – спрашивает он, в уголках рта у него собирается слюна. – Прости, я опоздал.

Я даже двинуться не могу.