И так и брела по снегу вперед, к размытой фигуре перед нашим забором.

Такой же высокий. В форме. С дипломатом, зажатым подмышкой и голодным взглядом прямо на меня.

Не муж. Не Саша. Они всегда были похожи, но при этом разные, как два земных полушария. Фридман Северное со всеми его рельефами, материками, впадающими в океан бурными реками и загадками цивилизации. Кораблев Южное. С гигантской глыбой льда посередине, там, где должно биться сердце.

- Как ты меня нашел, - из-за нервов я совсем не чувствовала холода. И хоть мороз начал кусать голые щиколотки, внутри я горела.

- Если бы я зна-нал, что ты прячешься, то сделал вид, что ищу тебя дольше, - улыбнулся Фридман. – Это тетя Нина из дома на нас смотрит?

Я обернулась и поймала за подглядыванием бабушку. Та стояла у окна и крутила дедов ружейный прицел перед глазом.

- Она уверена, что за мной вернулся Кораблев.

- Это вряд ли, - дипломатично ответил Сережа и тотчас перевел тему на более безопасную, - тоя бабушка пролетела мимо меня в дом, я даже поздороваться не успел.

- Зачем ты приехал?

Витиеватые приветствия можно отложить на потом, сейчас мне хотелось ответов, простых и четких.

- Мне было не с кем встречать Новый Год.

И снова прямой взгляд на меня, такой чистый и невинный, что это выбивало желание сопротивляться, а дышать становилось все труднее. Не из-за холода, наоборот. Из-за жара.

- У нас не то чтобы супер вечеринка, - я смущенно опустила лицо. Стало неловко от нашего простого стола, и мебели с пошарпанными углами. Все в доме выглядело неказисто, не как лощеная картинка, к которой уже привык Фридман. – Я тебя не гоню, конечно, но из еды винегрет и свет в туалете не работает.

- Винегрет люблю, свет чинить умею.

Прямолинейность Фридмана обезоруживала. Она кислотой разъедала броню, которую я так тщательно выстроила за эти дни. Под кованными латами оказалась кожа. Горячая, шелковая, умоляющая о нежности и ласке.

- Я без подарка, - тихо прошептала, все так же рассматривая носы своих тапок..

- Я тоже. – Черные полуботинки сделали шаг в мою сторону. - Сорвался к тебе пря-рямо со смены, даже переодеваться не стал, чтобы успеть к вечеру доехать до вас. Хотя стой, кое-что все таки есть.

Он полез в карман, что-то то там искал, пока я вспоминала, как дышать. Неужели снова кольцо? И снова предложение, от которого мне придется отказаться?

И только когда Фридман протянул мне бумажный тюльпан, а облегченно выдохнула.

- Цветы для прекрасной дамы. Я сам сделал. – Я несколько секунд смотрела на этот образчик кривого оригами в его большой ладони, как вдруг Сережа спросил: - Не нравится?

Я покачала головой.

- Очень нравится. Просто я думала, что там кольцо.

- Не переживай, оно в другом кармане.

И прежде чем я успела ответить, Фридман подхватил меня под локоть и повел по тропинке в сторону дома.

- Холодно, Витаминка, сама заболеешь и человека мне простудишь, пошли. К тому же я голодный, полцарства за винегрет отдам.

- Сережа, - протянула я, - ничего не поменялось, я все еще не могу выйти за тебя замуж.

- Да никто тебя и не зовет, - беззаботно отмахнулся Фридман. - Давно не видел твою маму, она все так же любит Киркорова?

- Еще больше прежнего, - я громко рассмеялась, как вдруг внутри меня что-то взорвалось. Мыльные пузыри в моем животе лопнули и защекотали меня изнутри.

- Все в порядке?

- Малыш, - неверяще прошептала я, - пинается…

- Ну, это же нормально?

- Конечно, только… Господи, - я в ужасе закрыла руками рот, а глаза мои округлились до неприличного: - Сереж, там сейчас такое начнется! Не ходи! Они же все подумают, что это твой ребенок!

Фридман внимательно посмотрел на меня, как смотрят родители на глупых, неразумных детей, совершивших такую же глупую, неразумную шалость.

- А он и есть мой, Витаминка. Ну же, не стой на холоде, пойдем.

Эпилог.

Эпилог. Вика

Савранская делово осматривала моего сына. Пухлый и круглый, он больше похож не на ребенка с рекламы детского питания, а на комок чистой ярости.

Чужие руки ему не нравятся, а от халата подруги пахнет лекарствами.

- Он же красный должен быть, - протянула Настя.

- Ему два месяца, Насть. Он не должен быть красным.

- Ладно-ладно, - миролюбиво пробормотала подруга, но сына моего из рук не выпустила. Она переложила Сереженьку поудобней, и пошла за свой стол:

- Так, ну что сказать, восстанавливаешься ты великолепно. Пися как у юной девственницы, кто тебе роды принимал? Это же не работа, это шедевр!

- Ты принимала.

- Точно! Вот это я огонь! Ладно, давай о тебе. Грудь красивая, молочная, ноги стройные, улыбка до ушей, аж смотреть неприятно. Что тебе еще сказать, Викуш? С такой фертильностью, тебе бы второго рожать, а сразу за ним третьего.

- Об этом речь пока не идет. Мы просто… изучаем друг друга, - ответила я, глядя на то, как сын ищет грудь. – Насть, я возьму?

- Ну, дай еще потетешкать, я таких крошек сто лет не видела, - Савранская жалобно обхватила Сережу в руках и посмотрела на меня. Сынок перестал хныкать, успокоился, привык. Успокоилась и я. И теперь, без лишних эмоций и стресса, видела до чего плохо подруге.

- Ты как сама?

- Херово. Надо мной во всем отделении ржут, как кони, - ее большие карие глаза повело дымкой, - Вик, я же взрослый человек, я гинеколог, в конце концов, я в жизни и не такие жопы видела, но чтобы это… Ой, держи, не хочу твоего парня слезами залить.

Она протянула мне Сережку, и я радостно подхватила малыша . Наши руки соприкоснулись всего на секунду, но этого хватило, чтобы заметить разницу.

Мои ладони розовые и горячие.

Ее белые, в тонкой нервической сетке сосудов и дрожат.

Вчера Настя отмечала возвращение Никиты из армии. По своей привычке, они с Савранским закатили целый прием: с друзьями, коллегами, членами семьи. Даже бабушка Сара, когда-то лучший гематолог нашего города, накрасила губы красным, и прикатила в ресторан на своей коляске.

Не потому что она не могла ходить. А потому что решила, что в ее 85 так передвигаться эффектнее.

В середине праздника ведущий сделал подводку к фильму о Никитке, тот много снимал в армии и дома успел смонтировать веселый ролик про солдатскую жизнь.

Вот только вместо мальчика в зеленой форме на экране появился его отец. Савранский старший. Голый, если не считать какую-то бабу, задорно скакавшую на нем и прикрывшую своей голой жопой его достоинство.

- Они все только и говорят об этом, - Настя смотрела прямо в стол. Не на бумаги и выписки, которых там не было, на голый кусок ДСП.

- Поговорят и перестанут.

- Шутишь? – Она подняла полные слез глаза, - Заведующий отделением изменил своей тупой, ворчливой жене. На глазах всей клиники, всех друзей, моих родителей. Господи, - она закусила рукав халата и всхлипнула.

- Это ужасно.

- Нет, Вик, это не ужасно, это пиз*ец. Ты прости, что я тебя не провожаю, просто не выдержу эти взгляды.

- Что ты, - я постаралась убрать из голоса сочувствие. – Никто так на тебя не смотрит.

Настя горько улыбнулась и спросила.

- Ты одна приехала?

- Я теперь никогда не бываю одна, - против воли в моем тоне снова появилась эта приторная патока, а улыбка расползлась по лицу.

- Ой, все, иди уже к своему мужику! Такая счастливая, смотреть противно. Тьфу на тебя, и на карапуза твоего тьфу, чтоб ни одна зараза ни сглазила!

Мы обнялись на прощание, и я змейкой юркнула в коридор.

Настя была права. По обе стены ее ждали медсестры, доктора, технический персонал. Увидев меня, они резко опустили головы, будто не крутились весь день около кабинета, чтобы услышать рыдания из-за дверей.

Мерзкие гиены, готовые растерзать раненного зверя. Ненавижу их, и ненавижу Савранского! Особенно после того, что он сказал Насте, когда вся грязь его измен всплыла наружу…

Некоторые слова нельзя прощать. Особенно эти…