Именно так он хотел попрощаться. Нелепой шуткой, которая никогда бы не зашла там, внизу, но взрывается залпом смеха, когда ты в небе. Пассажиры бы рассмеялись и принялись хлопать, это Саша знал точно.

И в следующую секунду он действительно расслышал из-за закрытой двери хохот и аплодисменты. Слаженные и громкие, будто там, в гигантском ангаре реально были люди.

- Корабль, снижаемся, - тихо произнес Гоша.

Саша сам не понимал, как прошли эти три часа. Одной секундой. Мгновением, слишком быстрым даже для удара сердца. Он не успел, не насладился, не понял, что уже конец.

Гоша опустил большой тумблер вниз, Саша нажал несколько кнопок и потянул на себя штурвал. Он видел огни Ростовского аэропорта. Красивого, разлапистого здания, горевшего среди степей как какой-то огненный цветок. С этой точки полета его второй дом был особенно прекрасен. Лучшее, что когда-либо видел Кораблев.

Он двинул штурвал влево, самолет накренился, так, что одно крыло вильнуло вверх и опустилось на место. Так, будто махало рукой.

- Прощай, друг, - тихо произнес Кораблев и потянул штурвал на себя.

Их привычно трясло при выпуске шасси. Михалыч как обычно полез в телефон, чтобы позвонить жене и предупредить, что они сели. Гоша сосредоточенно переключал все датчики в исходное, пока Саша в последний раз смотрел на серую взлетную полосу.

Она блестела как от капель дождя. А может небо просто плакало, провожая своего любимого сына на землю?

Вот и все. Конец.

Пора возвращаться из дивного сна обратно в эту ужасную жизнь.

Как вдруг Саша ощутил, что кто-то содрал с головы фуражку, и, положив ее под сиденье, выкатил кресло назад.

- Ты думал, мы забыли, Корабль? На пенсию тебя провожаем, или как?

Саша улыбнулся и от всей души пожал друзьям руки. Хорошо, что Вика их позвала. Плохо, что ушла сама, а он и не понял, как.

Кораблев первым вышел из кабинки. Толкнул дверь и… попал в толпу. Ему тотчас вручили букет алых роз, именно такой, как полагалось. Его обнимали, прижимали к себе и хлопали. На прощанье, от счастья, благодаря, восхваляя…

Здесь были все. Все, кого только можно собрать. От Фридмана до буфетчицы из местной столовой, у которой Кораблев постоянно просил двойную порцию мяса и поменьше макарон. Тетя Зина плакала навзрыд и причитала, что никто так сильно не любил ее котлеты, как он.

Здесь были летчики, механики, грузчики, стюардессы, белые воротнички и даже несколько человек из таможни и зоны досмотра.

Все. Кроме Вики.

- Вика, - Саша закрутил головой, - ребят вы не видели Вику?

Друзья и коллеги расступались перед ним, он шел вперед, выкрикивая родное имя, но так и не получал ни от кого ответ.

- Вика! Вик!

В этот момент Саша ощутил на своей шее руки, такие же нежные, такие же мягкие как у его жены.

- Она ушла, кот, - прошептала Жанна.

- Кто ушел, куда? – Саша непонимающе крутил головой.

Жанна прижалась к нему всем телом, обхватила лицо руками, чтобы он, наконец, посмотрел на нее:

- Она совсем ушла, сказала, что не сможет простить и уехала. Сказала, что документы на развод пришлет позже.

- Какой развод, какие документы? Я сейчас найду ее и все объясню…

- Потом, - Жанна от обиды прикусила губу, - смотри сколько людей пришло, они и банкет оплатили, все как полагается.

Жанна принялась целовать его в губы, коротко и сухо, будто только пробовала этот поцелуй на вкус.

- Но я же…

- Потом, неудобно будет, они так старались для тебя. Ты так много для нас всех значишь.

И снова поцелуй. На этот раз мягче, глубже.

- Но я…

- А я тебе кулебяку с капустой испекла, один в один как ты любишь. Попробуешь? Я очень старалась, чтобы было так, как тебе нравится.

- Но…

- Пойдем, милый, пойдем.

И она поцеловала его снова. Глубоко, страстно, громко, потому что весь зал взорвался новым залпом аплодисментов, от которых у Кораблева заложило уши и на несколько секунд перестало биться сердце. От счастья.

Глава 31

Тесто я мешала руками. Мягкое и податливое оно лопалось под пальцами как мыльные пузыри. Перетекало, росло, шипело, словно шампанское в бокале.

- Вот так, хорошее, вот так, - я любовно укутала кастрюлю в одеяло и поставила под батарею – самое теплое место в доме. К вечеру можно будет ставить пирог. На Новый Год решили накрыть простой стол из того, что было в холодильнике. Салат оливье, винегрет, картошка с мясом и на десерт сдобный пирог с замороженной вишней из бабушкиного сада.

- А я тесто не так делаю, - раздалось из угла.

- Знаю, мама. Но ты же попросила меня помочь, вот я и помогла в меру своих сил.

Я любовно перебирала ягоды, отделяя мякоть от косточек. Это тебе не покупная вишня, где кроме цвета и названия ничего и нет. Наоборот! Сейчас яркий вишневый запах проник в каждый уголок дома, манил и дарил предвкушение чего-то волшебного, настоящего.

- Книги свои соком забрызгаешь, - снова сказала мама.

Ее голос каждый раз дрелью врезался в эту спасительную стену тишины.

Забрызжешь. Можно ли выбрать еще более дребезжащее слово?

Я поморщилась, как от зубной боли. Снова нарываться на скандал не хотелось.

- Я убрала книги, чтобы с ними ничего не случилось.

- Очень интересно. Так за свои бумажки переживаешь, а за брак свой ни капли. Вот если бы ты в университете училась, как мать просила, то ничего этого бы не было. И ребенка бы не нагуляла от не пойми кого!

Не первая ссора у нас с мамой, но почему то сейчас мне не хочется отвечать на ее провокацию. Наверное, за последние пять дней у меня вместо кожи выросла броня, потому что я только улыбнулась и сказала:

- Да, очень некрасиво вышло.

- Некрасиво?! Некрасиво?! Моя дочь вместо подарка прислала мне вот это – живот, вываливающийся из штанов! Бедный Сашенька, как мне стыдно перед ним и соседями! Хорошо, что дед не дожил до этого дня, иначе бы умер от позора!

- Дважды, - тихо заметила я.

- Что дважды?

- Умер, говорю, дважды, первый раз от инфаркта, второй от позора. Мам, ну пожалей не меня, так хотя бы деда. Хватит его поминать без дела.

Мама обиженно надула губы и сцепила руки в замок. Я до миллисекунды могла расписать наш дальнейший разговор. Все они были скучны и предсказуемы. Во всех виновата лишь я.

Подвела, не оправдала ожиданий, все соседи будут в шоке, а бедный мой дедушка начнет вертеться в гробу, не иначе как на вертеле. О том, что в свое время маму оставил отец и ушел жить к молодой вдове в нашем же районе, и соседи общались с ними, а не моей мамой, история умалчивает.

Тогда все были последними предателями, сейчас сообществом святош, которые имеют права судить меня за мой поступок.

При чем, люди не менялись, в нашем квартале все живут десятилетиями, а вот мама научилась переобуваться в полете.

Я стиснула челюсть и ждала окончания новогодних праздников, чтобы вернуться обратно домой. Не к Саше. А в свободную у Насти комнату, пока не решу жилищный вопрос.

И да, я соврала своим родным, чтобы мама не лила слезы по распавшейся семье, а бабушка не звонила Кораблеву с счастливой новостью. Живот уже было не скрыть, да я и не хотела.

Поэтому я рассказала все как есть: Саша мне изменил и завел семью на стороне, я изменила ему в ответ и теперь жду ребенка. Фактически все так и есть, только хронология хромала. Не надо им знать, чей это ребенок, иначе к привычным упрекам добавятся агрессивные попытки свести нас обратно.

Мама вздохнула и пошла в погреба, чтобы принести картофель для жаркого. Я достала из ящика изогнутый нож «коску», как вдруг в комнату ворвалась бабушка. Румяная, запыхавшаяся, в обуви.

- Вика, Вик, там это… за тобой приехали! Выходи!

- Кто приехал, - я замерла с занесенным в воздухе ножом.

- Как кто, муж твой. Тебя забирать приехал, выходи, говорю!

Я выбежала из дома как была, в домашнем платье, переднике поверх него, пуховике, который мне всучила мама и пушистых тапках. От волнения я даже не подумала переобуться.