Вытащив сумки на крыльцо, я зашипела от досады: машины на парковке не было. Ну да, померла же. Приехал эвакуатор и забрал, еще вчера. Такси? Ну уж нет.

Оставив имущество у бэхи, я заглянула в сторожку и потребовала ключи.

- Вы уезжаете, Анна Кирилловна? – насторожился сменщик Алексея Игорь. – На машине Павла Григорьевича?

- Павлу Григорьевичу она сегодня не понадобится. А моя в ремонте.

Ездить на белом понтовозе я не собиралась, возвращать тоже. Захочет – пусть сам приезжает и забирает.

А вы как думали, Павел Григорьевич? Что я буду сидеть и плакать? Нет, может, и буду, конечно, но вам об этом знать не обязательно.

Уже выехав за границы поселка, я сообразила, что не взяла птску. Вот только гаишника не хватало встретить для полного счастья. Объясняй, почему еду на машине без документов и без страховки. Интересно, сотки евро на такой случай хватит? Я была слабо знакома с реалиями бытового взяточничества, потому что ездила более-менее аккуратно, к тому же на не слишком роскошной машине.

Однако обошлось. Видимо, судьба решила, что деньги пригодятся мне самой. Или что на сегодня стрессов уже достаточно.

Квартира встретила затхлой вонью пыли и плесени. Юля последние месяцы жизни не вставала с постели. После ее смерти я подогнала клининг, но с тех пор все вернулось на исходные рубежи. Пожалуй, это было даже кстати. Нет лучшего средства от рефлексий и страданий, чем ударная уборка.

Большую часть Юлиных вещей я раздала или выбросила сразу, но что-то еще осталось. В одной из коробок обнаружился старый, весь в пятнах спортивный костюм. Подтянув шнурок на талии, подвернув штанины и рукава, я налила в ведро воды, нашла тряпки и принялась за дело.

Всю злость, обиду и разочарование я выплескивала на ни в чем не повинные плоскости, которые драила так, что летели искры.

Унылое бревно? Фригидная рыба?

А сам-то ты кто, ушлепок?!

Стоило только на минуту остановиться, чтобы перевести дух, глаза затекали слезами.

А я ведь тебя любила, гадина. Ни на кого не смотрела. Хотела прожить с тобой всю жизнь. Но, похоже, это не считается достоинством. Кому нужна чужая любовь, если своя вдруг кончилась?

Я бы поняла, если бы Пашка сказал: прости, Аня, у нас не получилось, давай разойдемся. Но он предпочел потихоньку трахать какую-то бабу. А потом приходить домой, целовать меня, ложиться со мной в постель.

Зачем?!

Да все просто, Анна Кирилловна. При разводе придется имуществом делиться. Оно все у нас совместно нажитое. Кроме вот этой квартиры, которая чисто моя. А делиться не хочется. Жадноват Паша, ничего не поделаешь. Как знать, может, эти труселя в бардачке меня как раз спасли от чего-то гораздо более нехорошего. От такого варианта, когда делиться не надо. Потому что уже не с кем.

Но опять же непонятно с труселями. Зачем оставлять их там, где я могу найти? Или… это специально – чтобы нашла? Но я бы туда еще сто лет не залезла, если бы не сломалась моя машина. И если бы не понадобилось вытереть руки. Хотя их могла подкинуть втихаря мадам Стоматолог. Мало ли вдруг захотелось как-то подтолкнуть события.

Впрочем, все это лирика. Как бы там ни было, слово «развод» прозвучало. Причем в такой форме, что обратной дороги нет. Да и не хотела я этой обратной дороги. Как отрезало.

К шести часам стало ясно, что утрахалась вусмерть, а работы еще непочатый край. Сил не осталось, пришлось отложить. Ничего, наверняка и завтра тоже понадобится лекарство. Такие болезни за один день не проходят. Впереди маячила перспектива унылого вечера с пиццей и бутылкой вина. От одной мысли об этом передернуло.

Позвать девчонок, поплакаться?

Нет, к этому я еще была не готова. Потом. Лучше куда-нибудь в толпу. Туда, где не надо ни с кем разговаривать, но в то же время не в глухом одиночестве.

Порывшись в сумках, я достала джинсы и белую футболку с мордой таксы. Подкрасилась, волосы завернула в растрепушку, влезла в ботильоны и ветровку.

Тридцать, говорите? Да ладно, от силы двадцать пять. А если не присматриваться особо, то и меньше. Субтильная блондинка - до старости щенок. Вызвала такси и поехала в «Девятое небо».

Глава 5

Когда-то мы с Пашкой очень любили клубняк. Любили за особую общую энергию толпы – то, что сейчас называют вайб: вибрации, захватывающие и создающие единое для всех настроение. Куда мы только с ним не ходили – где-то выпить с друзьями, где-то потанцевать или послушать музыку. Какие-то наши любимые клубы уже закрылись, но с каждым из тех, которые еще работали и где мы бывали вдвоем, у меня были связаны свои воспоминания.

Именно поэтому я и поехала в нейтральное «Девятое небо». Пашке там не нравилось, и я ходила туда с Лилькой и Натой – ближайшими подругами, еще с первого курса.

Ходила? И когда в последний раз? Два года назад? Или три? За это время многое изменилось. Нет, клуб-то как раз остался прежним. Даже мои любимые барные табуреты, основательно потертые от постоянного контакта с нетрезвыми задницами, еще не успели заменить.

Изменилась я сама. И очень сильно.

Можно старательно врать себе, что человеку столько лет, на сколько он себя ощущает, но это лукавство. Можно убеждать себя, что тебе не тридцать, а двадцать, но рядом с настоящими двадцатилетними понимаешь, что они – это уже другое поколение. У них все впервые, все новое, яркое, а ты пытаешься реанимировать в себе то, что выдохлось и скукожилось.

Взять ту же самую музыку. Еще не так давно биты словно растворялись в крови, заставляя ее кипеть, как при кессонной болезни. Хотелось двигаться в ее ритме, выплескивая себя в танец без остатка, вместе с другими такими же, в едином порыве. А сейчас… ну вот не заводило меня это монотонное «зум-зум-зум». Чтобы раздвинуть горизонты, впустить его в себя, а себя в него, мне надо было выпить столько, что вряд ли я смогла бы уже танцевать.

Впрочем, я и так выпила немало, забыв непреложный алкозакон: если начать бухать в хорошем настроении, станет еще веселее, а если в плохом – еще хуже.

Я сидела за стойкой и смотрела сквозь рубин в бокале на