Прокурор, женщина лет сорока пяти с жёстким, волевым лицом, делала пометки в своём блокноте.

– Крылова Ольга Сергеевна, вы осознавали, что участвуете в преступной схеме? Что ваши действия причинят ущерб вашей подзащитной и подруге?

Ольга на мгновение сжала губы. Это был единственный признак того, что под её внешним спокойствием скрывались эмоции.

– Я осознавала, что мы действуем в обход партнёра и совладельца. Марк Анатольевич убедил меня, что это временная мера, продиктованная интересами развития компании. Он сказал, что Елена Викторовна… – она на секунду запнулась, – что она стала препятствием для заключения крупных контрактов из-за своей излишней принципиальности и дотошности при проверке документов.

– А в чём конкретно заключались интересы компании, когда вы готовили документы и давали юридические заключения, на основании которых Сокольскую Елену Викторовну обвинили в совершении преступления?

Этот вопрос повис в звенящем от напряжения воздухе. Ольга впервые подняла глаза и посмотрела прямо на меня. В её взоре не было раскаяния или мольбы о прощении. Только горечь полного краха и констатация собственного падения. И что-то ещё… Возможно, облегчение. Облегчение человека, наконец переставшего лгать.

– В этом не было никаких интересов компании, – твёрдо ответила она. – Это был исключительно личный интерес Марка Анатольевича Захарова. Он хотел получить полный, единоличный контроль над ООО «Строй-Инновация» и всеми её активами. Елена Викторовна мешала ему в осуществлении этого плана. Она задавала слишком много вопросов о финансовых операциях. Марк Анатольевич прямо сказал мне, что её нужно «вывести из игры». Цитирую дословно. Я разработала комплексную юридическую схему, по которой все следы вывода средств из компании вели бы на неё. Мы оба несли полную ответственность за этот преступный план.

В зале повисла абсолютная тишина. Даже журналисты перестали шуршать блокнотами. Я услышала, как в «аквариуме» для подсудимых Марк глухо выругался. Конвоир одёрнул его.

– Расскажите подробнее о схеме обвинения Сокольской, – продолжил прокурор.

Ольга кивнула и заговорила снова. В её голосе снова появилась профессиональная уверенность. Она рассказала, как методично они готовили мою гибель.

– Мы изучили психологический профиль Елены Викторовны. Её главные качества: доверие к близким и профессиональная педантичность. Марк Анатольевич разыграл сцену семейного кризиса, используя фиктивную измену, чтобы дестабилизировать её эмоционально. В состоянии стресса она подписала документы, не вчитываясь в детали. Особенно в мелкий шрифт приложений, где содержались ключевые пункты о переходе всех полномочий.

Она делала паузы, собираясь с мыслями, но рассказывала всё. Про то, как они проводили документы через Громова. Про связь с Тарасовым и «Фин-Стратегией». Про то, как использовали страхи и нужду Павла Воронова. Про последний звонок Марка, который должен был стать финальным актом спектакля, когда меня поймают «с поличным» за попыткой уничтожения улик.

– Протокол «Омега-Щит» был системой защиты данных, разработанной самой Еленой Викторовной, – объясняла Ольга. – Но в тот момент, когда она его активировала по просьбе мужа, мы уже подготовили ложные логи, должные представить эту операцию как «Омега-Клин» – программу полного уничтожения данных. Марк Анатольевич лично звонил в полицию, сообщая о попытке его жены обрушить корпоративные серверы.

Она давала показания почти полтора часа. Методично, как опытный юрист, вскрывала всю их схему, каждый шаг, каждую подпись, каждую ложь. Ольга топила Марка планомерно и беспощадно. И топила себя вместе с ним, но благодаря заключённой со следствием сделке она знала точно: её жертва не будет напрасной. За полное раскаяние и содействие следствию ей обещали условный срок и запрет на занятие юридической деятельностью на пять лет.

Когда она закончила свои показания, в зале повисла тяжёлая, гнетущая тишина. Несколько секунд никто не шевелился.

Председательствующий судья посмотрел на защиту подсудимых:

– Есть ли вопросы к свидетелю?

Адвокаты Марка и Громова переглянулись. Они понимали: любой вопрос только усугубит положение их подзащитных. Один из них встал:

– Вопросов нет, ваша честь.

– Представитель потерпевшей? – судья обратился к Александру.

Берсенев даже не встал со своего места. Он только покачал головой:

– У меня нет вопросов к свидетелю, ваша честь.

Ему действительно не нужно было ничего спрашивать. Ольга сделала всю работу за нас. Она разрушила их защиту изнутри, предоставив следствию всё, что было нужно для полного разгрома.

Процесс продолжался несколько дней. Выступали другие свидетели. Павел Воронов, уже не тот испуганный, затравленный мальчик, которого я встретила в фонде, а человек, получивший статус свидетеля под защитой государства, чётко и уверенно рассказал, как Громов принуждал его проводить подозрительные платежи, как запугивал возможными последствиями отказа. Он рассказал о своей больной матери, о том, как Марк использовал его отчаяние.

Был допрошен и Тарасов. Этот бывший рэкетир, теперь выглядевший как обычный измождённый бизнесмен, подтвердил получение денег от Громова и их дальнейшее использование для покупки земли в интересах Марка. Он говорил монотонно, без эмоций, как человек, для которого предательство бывших сообщников – обычное дело.

Защита Марка отчаянно пыталась представить всё так, будто мой экс-супруг был не в курсе махинаций своих подчинённых. Его адвокаты рисовали образ доверчивого руководителя, обманутого коварными подчинёнными. Но показания Ольги, записи из корпоративного мессенджера, документы с его подписью и техническая экспертиза не оставляли ему ни малейших шансов.

В день оглашения приговора зал суда был набит битком. Пришли журналисты, представители деловых кругов, просто любопытные. Моё дело стало одним из самых громких корпоративных скандалов года. В первых рядах я увидела своих родителей. Папа сидел с каменным лицом, но мама периодически промокала глаза платком. Я была благодарна им за то, что они приехали поддержать меня в этот важный день.

За несколько рядов от меня устроился Лев Борисович Закревский. Он пришёл как зритель – его участие в деле формально завершилось ещё тогда, когда он передал все полномочия сыну после выхода из больницы. Лев Борисович всё ещё выглядел бледным и осунувшимся после болезни, но в его глазах горел огонь удовлетворения. Это была его победа не меньше, чем моя.

Рядом со мной, на своём законном месте представителя потерпевшей, сидел Александр. Два поколения адвокатов, отец и сын, два разных подхода к правосудию, но объединённые одной победой. Старый волк, научивший меня не сдаваться, и молодой хищник, который лихо довёл дело до конца.

Судья Петрова зачитывала приговор монотонным, бесстрастным голосом. Каждое слово эхом отзывалось в моей душе.

– Именем Российской Федерации… рассмотрев в открытом судебном заседании уголовное дело по обвинению Захарова Марка Анатольевича и