— Я тебя отвезу, — вдруг произносит он. — Заодно смогу и сам увидеться с твоими родителями.

— Зачем это? — спрашиваю с тревогой, но быстро исправляюсь, вспомнив о присутствии его мамы. — То есть… У тебя же дела, я сама прекрасно доеду.

Его предложение совершенно неуместно, ведь мои родители едва ли хотят с ним общаться и встреча в таком составе будет еще более напряженной, чем я рассчитывала.

— Ничего важного у меня на выходной не намечено, — отвечает он с едва заметной улыбкой. — К тому же, мы не виделись со дня свадьбы.

— Ладно, — до поры, до времени сдаюсь я, чтобы перевести тему, но как только его мама уходит, снова поднимаю этот вопрос:

— Булат, тебе не нужно ехать со мной к моим. Оставайтесь дома с Элей.

Он хмурит брови, глядя на меня, как на провинившегося ребенка.

— Почему? Я могу поехать с тобой.

— Булат, ты ведь прекрасно знаешь, что мои родители не в восторге от твоего общества.

Он отмахивается, словно это неважно.

— Мне плевать на то, как они ко мне относятся, Алиса. — Его голос становится тверже. — Меня больше волнует то, как они давят на тебя. После общения с ними ты становишься слишком нервной. Я просто хочу быть рядом, чтобы они были немного сдержаннее в своем осуждении. Что ни говори, а воспитание не позволяет им прямо агрессировать в мою сторону.

— Серьезно? — я вскидываю брови, с трудом скрывая раздражение. — Слушай, Булат, мне не нужна твоя защита от собственных родителей. Я взрослая, могу сама справиться.

— Это не про защиту, — его голос звучит мягче, но в нем все еще сквозит решимость. — Это про поддержку. Я знаю, что тебе не просто с ними после того, как мы поженились.

— И это не твое дело, — возражаю я, не желая признавать, что его слова попали в точку. — Я справлюсь сама, правда.

Булат смотрит на меня, и я вижу, что он не собирается сдаваться так легко.

— Ну нет, — говорит он твердо. — Я тебя в это втянул, мне и минимизировать ущерб. Я еду с тобой и не пытайся меня переубедить, Лисенок.

Ну вот… Лисенок он говорит. Снова. Просила же, но все равно что-то екает, как только слышу это слово. Слабачка!

Я качаю головой, слегка вздыхая, но что-то в его тоне, в его решимости подкупает. И хотя мне не хочется, чтобы он стоял между мной и моими родителями, я все равно сдаюсь.

— Ладно, — говорю я чуть тише. — Но никаких комментариев. Просто будь… нейтральным.

Он согласно кивает и все решено. С одной стороны, это даже хорошо. Булат должен рано или поздно начать общаться с моей семьей, иначе они что-то заподозрят. Вот сегодня и начнем.

* * *

Мы подъезжаем к дому моих родителей, и внутри у меня все сжимается от плохого предчувствия. Булат выглядит спокойным, как всегда, а вот я чувствую, как напряжение накрывает меня волной. Эля же мирно посапывает в переноске, не подозревая, что ее ждет.

Мама встречает нас на пороге. Она вежливо улыбается, но ее взгляд скользит мимо Булата так, будто его здесь нет.

— Алиса, ты хорошо выглядишь, — говорит она, обнимая меня, а затем кивает в сторону Булата. — Булат.

— Добрый вечер, — отвечает он спокойно, не показывая ни капли смущения.

— Женя в гостиной, проходите, — мама жестом указывает внутрь.

Булат ставит переноску с Элей в прихожей, пока я снимаю куртку. Эля просыпается, тихо гулит, тянется маленькими ручками в воздух, прося, чтобы ее взяли на руки. Мама бросает на нее быстрый взгляд, но ее лицо остается равнодушным.

— Это… Эля? — произносит она, будто бы уточняя, и снова переводит взгляд на меня. — Наверное, вы совсем замучились с таким маленьким ребенком.

Она имеет в виду, что я замучилась, заботясь о ребенке, который даже не является моим и мне совсем не нравится этот грубый намек. Я открываю рот, чтобы ответить, но Булат опережает меня.

— Мы справляемся, — говорит он ровно, с легкой улыбкой.

Мама лишь кивает и быстро уходит на кухню, оставляя нас в прихожей. Булат перехватывает мой взгляд, и в его глазах мелькает что-то вроде: я же говорил, что будет напряженно . Я закатываю глаза и молча направляюсь в гостиную.

Папа сидит в своем кресле, уткнувшись в книгу. Он обожает военную литературу и всегда читает перед ужином хотя бы полчаса. Услышав наши шаги, он отрывает взгляд от книги, кивает мне и на секунду задерживается на Булате, прежде чем молча вернуться к чтению.

Оке-е-е-е-й, похоже, нам объявили бойкот с обеих сторон.

— Привет, пап, — говорю я, усаживаясь на диван. — Как дела?

— Все хорошо, — отвечает он нехотя. — У вас как?

— Неплохо, — коротко отвечает Булат, присаживаясь рядом. Он держит переноску с Элей рядом с собой, словно ее присутствие может разрядить обстановку.

Но этого не происходит.

Никто из родителей не делает попыток завести разговор об Эле, не пытается подойти или как-то вступить в контакт с ней, хотя малышка находится в приподнятом настроении, с любопытством рассматривая все вокруг и весело тарабарща на своем детском языке. Мне становится неловко, даже немного обидно от такого их отношения, потому что я знаю, что они обожают детей и всегда уделяют время детям наших знакомых и даже были случаи, когда мама заговаривала с чужими детьми в магазине и кафе. Видимо, тот факт, что Эля дочь Булата, сделало ее тоже врагом, как бы нелепо это не звучало. Я перевожу взгляд на Булата, но он по-прежнему выглядит спокойным, будто все идет так, как он ожидал, в то время, как я начинаю потихоньку закипать от злости.

Разговор тоже не клеится. Булат что-то спрашивает, ему отвечают односложно. Я пытаюсь поднять какую-нибудь тему, но и меня гасят парой слов. Такое ощущение, что нас едва терпят и хотят, чтобы мы побыстрее ушли. А ведь я не виделась с родителями с самого дня свадьбы! Неужели ненависть к Булату в них сильнее любви к родной дочери?

Когда