Вдогонку что-то ещё летит по-итальянски, но я не оглядываюсь. А впереди, в паре десятков метров, на лестнице расположилась Стешка с камерой. Вот у кого настоящий взрыв на голове, но она, похоже, не парится из-за такой фигни — знай себе снимает.

— Салют, малышка! — машу ей рукой. — А я думала, ты ещё дрыхнешь.

— Да я чуть не п-проспала, но всё равно успела. Обалденно, правда? А кое-кто даже п-поклонника успел поймать, — Стешка кивает в сторону итальяшки, и я морщу нос.

— Этот бочонок не в моём вкусе.

— Зато ты в его, — хихикает сестрёнка. — Говорит, что п-прекраснее русалки в жизни не видывал.

— А ты уже и итальянский успела выучить? — удивляюсь я.

— Нет, конечно, но «bellissima sirena» сложно п-перевести иначе.

Мы обе смеёмся и, обнявшись, возвращаемся на виллу.

А в шезлонге на террасе уже возлежит в томной неге Инесса Германовна. В черном слитном купальнике, соломенной шляпке и с неизменным мундштуком во рту, она лениво обмахивается чёрным веером и приветствует нас с улыбкой:

— Джамбо, мои ранние пташки! Как водичка, Сашенька?

— Отлично! Вам, кстати, обеим стоит искупаться, пока пекло не началось.

— Я тоже так думаю, — выпустив вверх струйку дыма, Инесса жмурится, как кошка. — А то сейчас набегут отовсюду… Кстати, Алекса, а что от тебя хотел этот Бегемотто Дрочелли?

— А как Вы узнали, что он итальянец? — прыскает в ладошку Стешка. — Что, даже отсюда его с-слышали?

— Зачем? Этих макаронников по жестикуляции за версту видно. И по ворсу. Так, ну что… пора сделать заплыв?

Худая, но удивительно подтянутая для своих лет Германовна с изяществом танцовщицы встаёт с шезлонга (даже я так не умею), а мы со Стешкой разглядываем её с неприкрытым восторгом. Не красавица, но даже без макияжа она притягивает к себе взгляд.

— С такой стройной фигурой Вам вполне можно носить откровенное бикини, — говорю совершенно искренне, а Инесса смеётся.

— А нужно ли, деточка? Загар мне ни к чему, а свой сексуальный животик я перестала демонстрировать ещё лет пятнадцать назад.

— И зря, — вставила Стешка, — п-потому что Вы выглядите очень молодо.

— Ай, спасибо, мои куколки! Рядом с вами я и чувствую себя молодой. И вообще, пока я ещё способна надевать трусы стоя, календарный возраст не имеет значения, — быстро зыркнув по сторонам, Инесса дурашливо исполнила балетный прыжок и, подхватив полотенце и зонтик, скомандовала: — Стефания, ты со мной?

Я же, оставшись на террасе одна, раскрыла над шезлонгом большой зонт и не заметила, как задремала. А очнулась от громогласной брани.

* * *

Пытаясь сориентироваться, откуда звуки, я приподнимаю голову…

Твою ж мать! Это что… наших бьют⁈

Или… не-эт — похоже, это наши бьют!

Барахтаюсь в шезлонге в попытке выбраться и злюсь, что не вышло с первого раза — зад перевесил. Ещё рывок — ура! — получилось! И в этот момент из дома с воплем вылетает мама, бросает на меня дикий взгляд и, не останавливаясь, гаркает:

— Шурка, какого хера ты тут растопырилась, когда твою сестру убивают! — и несётся в своей развратной сорочке вниз по лестнице, сверкая прелестями и голося на весь пляж: — Доченька, я здесь!

Я мчусь следом, не отстаю. Правда, насчёт «убивают» мама явно преувеличивает, потому как то, что я вижу, выглядит иначе. В этот самый момент Стешка пытается оттащить Инессу, которая метелит зонтиком здоровенную и очень горластую бабищу, а между ними нервно скачет мой недавний знакомец Дрочелли. Вот ему-то больше всего и достаётся от обеих воительниц.

Краем глаза замечаю, что параллельно с нами ещё кто-то бежит, но не отвлекаюсь и не сбавляю темпа.

— Кольоне! Фача ди куло! Идиота! Кретино! — горланит тётка, уворачиваясь от Инескиного зонтика и лупит по затылку своего защитника. — Бафангу чуч! Имбечилло!

И ещё много других, не менее эмоциональных ругательств изрыгает её грязный рот в то время, как Германовна бьётся молча, сосредоточенно и очень метко. Хрясь — по кудрявой тёткиной шевелюре! Хрясь — Дрочелли по лысине!

— Да п-перестаньте, Инесса Германовна! — звонко взывает Стешка, стараясь выдрать из её рук зонтик.

— Фика! Порко пуццолана! — визжит тучная итальянка, когда двое крепких парней, обогнавших нас буквально на пару метров, оттаскивают её с поля боя и уговаривают: «Maмма, мамма…»

А, так это её сынки⁈ Но мы уже тоже на месте. Мама бросается обнимать Стешку, при этом ещё успевает пнуть под зад Дрочелли. Мне же остаётся Германовна. К счастью, никаких видимых повреждений на наших боевых девчонках нет, но Инесса явно не в себе.

— Инесса Германовна, — я осторожно касаюсь её руки, — что здесь случилось?

— Туристов пиздить надрочилась! — рявкает она.

Без шляпки, с растрёпанными волосами и раскрасневшимся лицом, она тяжело дышит и, щурясь, ищет глазами свою противницу. Но ту уже уволокли на безопасное расстояние, и оттуда она продолжает сыпать проклятиями.

— Что там орёт эта жирная корова? — визгливо и истерично спрашивает мама.

— Кричит, что н-недовольна нами, — скромно поясняет Стешка.

— Порка путтана! Проститута! — разлетаются по берегу недовольства.

И мама не остаётся в долгу:

— Сама проститутка страшная! Только покажись мне ещё!

А рядом на своём непонятном наречии о чём-то распинается Дрочелли — он-то почему ещё здесь? Но Инесса вдруг запускает тонкие пальцы в кудри на его груди, жмётся к нему теснее и, хищно улыбаясь, шипит по-английски:

— Если в нашем присутствии ты ещё раз выползешь со своей курицей на этот пляж, я обеспечу тебе полные портки морских ежей. Ты меня понял, Дрочелли? — и тычет остриём зонтика ему в пах.

Пузан дёргается, бормоча что-то неразборчивое (наверняка матерится), но суть, похоже, улавливает и, отпрыгнув от Инессы, торопливо трусит вслед за своими. Так значит, это была супруга нашего итальяшки? И, похоже, она приревновала своего бегемотика к Инессе. А сейчас, после такого тесного контакта, её точно удар хватит. Впрочем, на судьбу этой тётки плевать.

А уж когда выяснилась вся правда, мне и самой захотелось её удавить. Оказывается, эта бабища приревновала мужа не к Инессе, а к нашей Стефании. Именно к ней приклеился этот проклятый педофил Дрочелли, пока она снимала на камеру океан и плавающую в нём Инессу. Трогать не трогал, но крутился очень близко, исполняя ритуальные пляски и источая масляные взгляды, улыбки и приворотные комплименты.

И