В итоге он не выдержал и сорвался.

– Лекция окончена! Все выйдите вон!

– Почему это мы должны выходить? – продолжала девчонка. – Мы хотим учиться, только не у вас, мы требуем замены преподавателя!

– Да, да, требуем! – поддержали ее другие студенты, аплодируя и продолжая снимать на камеру.

– Позор! Долой! Вор! – орали они, улюлюкали, кто-то вскочил на стол.

Настоящая стая бабуинов!

Только представив, что всё это утечет в сеть, Алексей посерел, стало больно дышать. Но он не хотел доставать ингалятор, чтобы не доставить этим мелким выродкам еще больше удовольствия от унижения преподавателя, которого они решили извести.

– Да кто вы такие? Вы никто! Вам до меня еще расти и расти! Вы еще пожалеете! Все будете отчислены! Все!

Он что-то говорил, но его слова утонули в нарастающем хаосе. Студенты, ликуя, покидали аудиторию, фиксируя происходящее на камеру телефонов.

Когда аудитория опустела, Алексей так и остался стоять у кафедры, чувствуя, что это последняя капля. Это… катастрофа…

Этого ему ректор точно не простит, но… он всё еще надеялся, что удастся как-то выкрутиться. Распахнул дверь кабинета, ворвался в него на всех парах.

– Вы в курсе, что натворили студенты? – взорвался он.

Ректор повернулся к нему на крутящемся стуле. И глядел на него на удивление спокойно, так что Алексея сразу охватило недоброе предчувствие.

– Да вот, любуюсь, мне прислали видео.

Он показал дисплей телефона, откуда раздавались крики студентов.

Алексей застыл на месте, сглотнув. Ректор всё видел… Это уже не скрыть.

– Надо как-то решить эту ситуацию, – забормотал он. – Нужно найти зачинщиков. Одна девчонка была слишком деятельной. Надо вызвать ее родителей, провести разъяснительную работу, отчислить…

Он ожидал, что ректор поддержит его, но тот поднял глаза и смотрел с каменным лицом.

– Алексей Дмитриевич, может быть, вам напомнить, что вы находитесь на испытательном сроке? – холодно выдал он. – Хочу вас уведомить, что вы его не прошли.

– Что? – вырвалось у Алексея, он вытер пот ледяной рукой, не в силах сдвинуться с места. Так и стоял напротив ректора, как мальчишка, которого отчитывает строгий учитель.

– Ваша должность звучала как исполняющий обязанности, и, положа руку на сердце, я надеялся, что Лидия Анатольевна вернется на кафедру. Всегда надеялся, что она займет место матери. И вообще, я ожидал, что вы с ней держитесь единым фронтом, а вы воспользовались ее отсутствием, чтобы украсть ее наработки, выдать за свои, еще и опозорили наш университет. Вы хоть представляете, что вы наделали?

– Но вы… Вы же поддержали меня, вы же… – мямлил Алексей, совсем не ожидавший такой жесткой отповеди после того, как изначально ректор был на его стороне.

– Алексей Дмитриевич, да, я хотел поддержать вас, я думал… Всё уладится, утрясется, но мы с вами живем в те времена, когда общественное мнение сильно влияет на ситуацию. Мне прилетело сверху указание сделать всё по правилам и разобраться с нарушениями, – произнес он и указал пальцем наверх. – Вы же понимаете, что дело зашло так далеко, что я рискую уже собственным местом?

Алексей судорожно вздохнул, и тут же его одолел хриплый кашель, который он с трудом подавил.

– У меня мать при смерти, вы же знаете, я мотаюсь из больницы на работу, я есть не успеваю. Приехал, наплевав на всё, решил провести лекцию, а там такое...

– Сочувствую, – бесстрастно отозвался ректор, – но ваши обязанности остаются неисполненными. Я выяснил, что ваша супруга занималась практически всеми техническими моментами, так сказать, за кадром. И это прискорбно, Алексей Дмитриевич. Вы подвели меня. Теперь я вижу всё в ином свете. Знаете, я хотел вам помочь, но думаю, что переоценил ваши возможности… Вы были не тем человеком, которого я хотел бы видеть во главе кафедры. И еще, – продолжил он, – поступила последняя информация лично от самого Фарафонова. Его помощник что-то напутал. Финансирования, естественно, не будет, пока авторство не будет восстановлено. А пока проект представляется вами и на нем стоит ваше имя, он и слышать не хочет ни о каких грантах.

Ректор с шумом закрыл папку, лежащую на его столе, словно подвел черту.

– Так, значит, Фарафонов убирает меня вашими руками? – взъярился Алексей, прекрасно понимая, что муж его любовницы будет мстить и жестко.

Ректор вздохнул, и в его глазах мелькнуло что-то вроде презрения, отчего Алексею резко подурнело, он сделал шаг назад и прижался к двери. Чтобы не упасть.

– Если б дело было только в Фарафонове. Поймите, на меня давят. Впрочем, я не обязан вам объяснения. Что я должен сделать, так это всё от меня зависящее, чтобы отстранить вас от управления кафедрой, а также от преподавательства. И, конечно же, нужно восстановить верное авторство. Я очень надеюсь, что вы займетесь этим, а Лидия Анатольевна примет наши извинения и любезно согласится вернуться на кафедру. Ну а вы… пока отдохните, займитесь матерью, это важнее, а университет… справится без вас.

Разговор был окончен, и Алексей вышел из кабинета, понимая, что ничего не добьется. Оглушенный, оплеванный, униженный.

Его выбросили, вытурили, выкинули на свалку.

Всё лопнуло, как мыльный пузырь. Работа, статус, потенциальные деньги.

Пиджак лип к спине, кожа от пота зудела под мышками. Хотелось скинуть с себя пиджак, разорвать на себе рубашку, чтобы легче дышалось, а потом выбежать на улицу и орать в небо, орать о несправедливости.

Но, скорее, пришлось бы признать, что кара его настигла.

Небо бы не стало слушать, небо бы только посмеялось над человеком, который слишком высоко взлетел.

А как говорится, чем выше ты взлетаешь, тем больнее падать.

И Алексей стремительно летел вниз, ожидая катастрофического, болезненного падения.

Внезапно он врезался в кого-то в коридоре.

– Осторожней, – пробормотал он и только потом поднял глаза.

Маша, та самая Маша, подруга Лидии, которая всё знала. Он по глазам видел, что она в курсе всей ситуации и явно на стороне его жены.

– Алексей Дмитриевич, здравствуйте, – спокойно сказала она. – Это вам, – протянула конверт, – надеюсь, вам это хоть как-то поможет.

– Это что? – удивился он, ожидая чего угодно, но только не поддержки.

И когда Маша сказала, что это, он реально выпал в осадок.

– Мы тут немного собрали на лечение вашей матери. Узнали, что она больна, и решили помочь, как смогли.

Алексей просто дар речи потерял, он не ожидал ничего подобного.

Какое-то время он постоял на месте, чувствуя, как тяжесть в груди не уходит. А потом выдохнул и пошел по направлению на выход.

Он вышел из корпуса, крепко сжимая в руке конверт. Почему-то было стыдно, стыдно перед коллегами.

Он даже не подозревал до этого момента, насколько ему дорога была университетская атмосфера, вся эта профессорская братия.

И теперь, когда его выкинули из нее…

Теперь он просто не знал, что делать, не знал… кто он вообще теперь…

На улице только-только прошел легкий дождик. Мокрый темный асфальт дышал свежестью. А Алексея продолжала душить бессильная злоба.

Мимо суетливо пробегали студенты, смеялись, веселились, всё у них было прекрасно, вся жизнь впереди, и только у него рушился мир.

Нет, он не позволит, чтобы всё так просто закончилось! Еще ничего не закончилось! Надо бороться!

Он достал телефон и стал звонить друзьям, коллегам, партнерам. Набрал одного, второго, третьего. Ведь были же старые связи, были же те, кто когда-то бегал за ним, для кого-то его мнение было важным, его поддержка. Его просили замолвить словечко, его уважали, были рады, если он проявляет внимание.

Но сейчас… сейчас никто не хотел ничего знать о нем.

– Извините, Алексей Дмитриевич, сейчас не время, ничем не могу помочь. – Я бы с радостью, но у нас тут масштабная реструктуризация.

– Поймите, всё очень сложно, простите…

Было невозможно слушать это лицемерное сочувствие. Алексей зажмурился в сердцах и чуть не уничтожил пластик телефона. Но сдержался. Гаджет не виноват. Да и не поможет это ничем. Плюс ему надо теперь экономить, верно? Кто знает, на что он теперь будет жить.