– У него кроме школы дел много, – заметил отец, – но мужик и правда неплохой.

Значит, отец собрался работать в школе, которую должен восстановить новый глава района. Интересно… Выходит, отец и не планировал возвращаться домой. Подспудно я это и так понимала, но получить подтверждение было… не то чтобы обидно.

Просто я вдруг почувствовала укол боли. А еще иррациональную обиду ребенка на родителя, который живет сам по себе и принимает решения без оглядки на тебя.

И поняла вдруг, что, как бы я ни старалась, все люди вокруг действуют именно так, как хотят. Не спрашивают у меня разрешения. Не ждут одобрения. Они просто делают то, что соответствует их мыслям, желаниям, планам. То, что они просто хотят.

И никто не принимает во внимание меня. Мое мнение.

Это было болезненное открытие…

Вместе с тем из этого следовало, что нужно и самой поступать так же.

Спросить себя, чего же хочу я.

Я подумала и сразу же ответила.

Развода. Восстановления справедливости.

Спокойствия за детей – чтобы были здоровы и счастливы.

И конечно, собственной устроенности.

Ведь я так и не понимала, где буду жить, как, в каком статусе.

А еще меня вдруг взволновала эта школа. Эти несчастные дети, которые могут не получить образования. Как же так? Как это школа сгорела и никто ее не отремонтировал? Даже проводку не починил! Сгорела библиотека. Значит, вообще нет учебников и классической литературы.

Захотелось разузнать побольше, может быть, даже помочь.

Следующие минуты мы провели в обсуждении школы, жизни в деревне и старого главы района, смещенного с должности за растрату. Господи, кем надо быть, чтобы воровать у жителей деревень? Им и так несладко. У них и так условия, по сравнению с городом, хуже.

Тем временем Раиса уже поила нас чаем с добавлением мяты, выращенной на огороде, угощала открытым пирогом с вареньем.

Ужин закончился, и я решила прогуляться по саду.

Ходила мимо яблонь. Дышала неповторимым ароматом зелени и фруктов. Всё на телефон смотрела, вдруг Егор позвонит или напишет сообщение.

– Лида? – услышала я голос Раисы.

Она вышла за мной следом. Я повернулась к ней и увидела доброжелательную улыбку и какой-то… немного сочувственный взгляд.

И показалось, что она в курсе моей ситуации, хотя этого быть не должно. Но, может быть, она в силу своего возраста, да и просто характера, что-то могла разглядеть в людях и понять их душу.

– Ты не замерзла?

Отец остался в доме, а она вынесла мне шаль. Белую, из ангорской шерсти, и очень теплую. Укутала мне плечи.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарила я, глядя в ее добрые глаза.

Она была такой и уютной, что даже ее прямые вопросы не раздражали и не вызывали злости. Наоборот, хотелось ей довериться.

Она снова с воодушевлением заговорила про отца, подтверждая мои догадки, что она к нему неровно дышит. Вместе с тем она восхваляла его готовность помогать школе, так что я могла и ошибаться. Возможно, она не влюбилась, а просто хотела, чтобы в ее деревне открылась школа.

Она вдруг посмотрела на мои ноги, на мои туфли, которые смотрелись неуместно в зеленой траве.

– А другая-то обувь, одежда есть у тебя? – спросила она, покачав головой. – Испортишь же дорогие вещи.

Я растерялась. Такая мысль мне в голову не приходила. Все юбки, платья, блузки, что я покидала в чемодан, не особенно подходили для сельской жизни.

– Так, ясно, – закивала Раиса, – надо будет тебя одеть. У меня от дочки много чего осталось. Она в городе живет, сын тоже. А муж… Он, знаешь, в командировку уехал, да там и остался. Новую семью завел. Я-то, дура, думала, вернется. А он вон как. Квартиру забрали, новую бабу прописали. Сын там уже подрастает. А я перебралась сюда, в дом матери, – закончила она и тут же перешла на свой привычный легкомысленный тон, будто только не поведала мне свою грустную историю: – Резиновые сапоги в первую очередь, косынки, кофты. В общем, посмотрим, подберем тебе чего-нибудь. А блузки… А блузки подойдут, если учительницей устроишься.

– Учительницей? – вконец растерялась я, в недоумении глядя на Раису.

Она вздохнула.

– Ты ж надолго сюда приехала, Лид, – прищурилась она, заговорив на удивление уверенно, так, что я сама удивилась – как это она знает лучше меня, насколько я сюда приехала?

– Умница, красавица, но не от хорошей жизни к отцу сбежала, да?

Не сообразив, что ответить, я молчала, а Раиса продолжала:

– Ты прости меня, Лид, за откровенность, может быть, я кажусь тебе слишком навязчивой и даже наглой, но так уж у нас заведено. Мы, деревенские, не привыкли вокруг да около ходить. Просто я это в тебе вижу. Грусть в глазах. Потерянность. Знаешь, у твоего отца было то же самое. Он сюда приехал весь такой растерянный. Обособленный был, как у вас в городе заведено. А у нас же всё по-простому, мы соседей замечаем, помогаем. Было видно, что отец твой ни в чем не разбирается. Пришлось помогать, поддерживать. А потом я увидела, как ему здесь нравится. Стал он вникать в нашу жизнь, спрашивать, узнавать про школу. Стало понятно, что захочет здесь остаться. И в тебе я тоже вижу этот интерес. Ты же хочешь узнать про школу?

– Ну да, – ответила я.

– Вот я и вижу, что ты переживаешь за ребятишек.

– Но я, правда… я… – забормотала я, чувствую, что не могу сейчас открывать Раисе душу, какой бы хорошей, доброй, понимающей она ни была, я не готова была рассказывать ей про свои невзгоды. Не могу объяснять ей, что на время приехала, просто искала хоть какой-то выход.

Но она это тоже понимала и дальше давить не стала, помолчала немного, а потом сказала:

– Здесь все вопросы по-другому решаются, – мудро рассуждала она. – Проще, быстрее, правильнее, что ли. Здесь ты найдешь ответы на все свои вопросы, Лида. Только не спеши и многого от судьбы не жди. Она сама укажет тебе дорогу. И всё само собой разрешится. Поверь. Вот она уже привела тебя сюда, а значит, поведет и дальше.

Глава 27

Алексей

Аудитория гудела, как растревоженный улей, когда Алексей подошел к кафедре. Он надеялся отвлечься благодаря лекциям, поэтому не стал их отменять, несмотря ни на что. Не зря же половину утра провозился с расписанием, пытаясь разобраться в нем без Лиды.

Он поправил галстук, окинул взглядом студентов. Как обычно, многие уткнулись в телефоны, только немногие делали вид, что слушают. А те, кто смотрел в упор… Ему казалось, что на него смотрят с неприкрытым любопытством. С насмешкой.

Ну и пусть, пусть смотрят, пусть болтают.

У него всё равно есть авторитет, и никакие скандалы этому не помешают.

– Добрый день! Мы сегодня поговорим о методологии, – начал он, но не успел договорить.

– А зачем нам вас слушать? – раздался звонкий голос с задних рядов.

Алексей дернулся и увидел девушку. Короткая, небрежно выстриженная челка, сережка в носу, как у коровы. Типичная представительница молодежи. Наглая выскочка.

– Простите? – холодно поинтересовался он, поправляя очки.

– Ну, я не хочу учиться плагиату или адюльтеру, – выплюнула девчонка, унижая его каждым словом. – Все мы знаем, что это не вы писали ту работу, которую презентовали. Она же не ваша, так все говорят. И вы с Фарафоновой… – Она обвела взглядом остальных студентов, которые негласно поддерживали ее выпад. – Это ведь правда?

Аудитория загудела, кто-то захлопал, несколько студентов подняли телефоны, а Алексей почувствовал, как у него на лбу проступает пот.

– Да как вы смеете! – выдавил он из себя, ощущая, как уверенность тает с каждой секундой.

– Но вы же смеете, – рассмеялась девчонка.

– Тишина в аудитории! – Алексей ударил ладонью по кафедре несколько раз, но это не помогло.

Вакханалия продолжалась, студенты как с цепи сорвались.

Алексей стоял, сжимая челюсти, вцепился в край кафедры. Внутри клокотала ярость. Он не знал, что делать. Как загасить эту спланированную акцию. Он не мог справиться с какими-то студентишками, и от этого было еще хуже. Ситуация вышла из-под контроля.