Тем временем Марат глухо продолжал:

— В их семье слово отца – закон. И он ясно дал понять, что примет все возможные меры, чтобы не допустить нашего сближения. Вплоть до насильной выдачи замуж за того, кто ему будет угоден.

— А в итоге женишься ты…

— Да. Ирония судьбы. В итоге вынужден жениться именно я.

— Она, наверное, была расстроена, когда узнала об этом.

— Не то слово. Рыдала так, что еле успокоил, — угрюмо сказал Марат, — боится, что я ее разлюблю, если буду с тобой…

— А ты собрался разлюбить? — не удержалась я, за что была награждена тяжелым осуждающим взглядом.

— Я не собираюсь ни разлюблять ее, ни спать с тобой.

Самое смешное, что в этот момент я почувствовала не облегчение, как должна была, а неожиданную обиду. Будто мной пренебрегли, и будто мне на это не плевать.

— Не злись, — выдавила скованную улыбку, — Я просто уточняю твои планы.

— Планы такие. Мы год изображаем из себя счастливую семью. Живем вместе, но при этом не суем нос в личную жизнь друг друга, а потом тихо-мирно разводимся и каждый идет своей дорогой. К этому времени Аля закончит магистратуру, вырвется из-под родительской опеки, и я смогу на ней жениться. Ты же получишь такие отступные, что не будешь никогда и ни в чем нуждаться. Всего год, Есения, без обязательств и принудительных контактов, а потом каждый заживет той жизнью, которой захочет. По-моему, прекрасный вариант.

Ремизов был прав, это идеальный расклад, за который в другой ситуации я бы ухватилась руками и ногами, но Матвей убьет меня, если узнает об обмане. Просто вздернет на первом попавшемся столбе и меня, и мать.

Поэтому я аккуратно ответила:

— Мой брат нацелен на более долгосрочное сотрудничество. Вряд ли ему понравятся перспективы через год остаться ни с чем.

— Ну, во-первых, начнем с того, что он не узнает, если мы ему об этом не скажем. А, во-вторых, почему ни с чем? У него будет целых двенадцать месяцев, чтобы проявить себя. Поверь, это достаточный срок, чтобы добиться многого, особенно с его исходными данными. Но если за это время он ничем не блеснет, не произведет впечатления, то отец и братья выпрут его с поста, даже если мы с тобой будем женаты по-настоящему и обзаведемся целым выводком спиногрызов.

***

Я непонимающе уставилась на своего будущего мужа, а он как ни в чем не бывало продолжал:

— Ремизов-старший держит свое слово и выполнит все договоренности, заключенные при жизни твоего отца, но дураков у нас не любят. Так что, если Матвей думает, что наш брак — это гарантия вечной неприкосновенности, то очень зря, — хмыкнул Марат, — ему придется изрядно напрячься, чтобы его начали воспринимать всерьез, а не просто как мальчишку, которому все досталось на халяву после гибели серьезного папаши.

Че-е-ерт…

Не то чтобы я радела о братском благополучии, но точно знала, кто останется виноватым в случае провала.

— Он будет…недоволен, если узнает.

«Недоволен» не передавало и одной тысячной возможной реакции Мета, в случае если все раскроется.

Ремизов нахмурился:

— Ничего, потерпит. Кстати, я наводил справки о ваших взаимоотношениях. Это что-то странное. Он шикует в роскошном семейном особняке, а ты мыкаешь на двух работах и проживаешь в убогой пятиэтажке, — Ремизов кивнул на мой дом, возле которого мы как раз притормозили, — и при этом брат контролирует твою жизнь.

— Такова была воля отца. Он оставил завещание, по которому все переходило Матвею.

— Странное завещание, не находишь?

Я только пожала плечами:

— Я мало что понимаю в серьезных мужских играх. Если папа так решил, значит, так было нужно.

Конечно, мне было обидно. Но бегать по юристам и пытаться что-то доказать или опровергнуть у меня не было ни сил, ни возможностей. Брат доходчиво объяснил, где мое место и на что я могла рассчитывать, если надумаю тягаться с ним.

— Если ты согласишься на мои условия, то через год, после нашего развода ни в чем не будешь зависеть от него. Купишь нормальный дом, если захочешь – уедешь куда-нибудь к морю и будешь жить в свое удовольствие.

Плевать мне на удовольствия. Главное, что я смогу сама оплачивать больничные счета матери, и у Матвея не останется рычагов давления и возможности вмешиваться в мою жизнь.

Поэтому, еще не до конца осознавая, на что подписываюсь, я решительно кивнула:

— Согласна.

— Отлично, — Марат улыбнулся и протянул мне ладонь, чтобы закрепить нашу договоренность рукопожатием

Когда моя холодная ладошка утонула в его горячей пятерне, что-то екнуло то ли между ребер, то ли за ними, но я предпочла списать это на простое волнение, чем на что-то иное.

— С тобой приятно иметь дело, Есения, — бодро произнес Ремизов.

А я залипла на серых внимательных глазах. Когда он улыбался, в них словно серебристые искорки загорались.

Боже… Ну что за дура…

Какие еще искорки?

— С тобой тоже, — чопорно кивнув, я поспешила вытянуть свою ладонь из захвата.

В тех местах, где он прикоснулся кожу странно покалывало. Будто десятки крохотных искорок…

Да что б тебя! Опять эти дурацкие икорки!

Ремизов не заметил моего искристого состояния и как ни в чем не бывало продолжал:

— Уверен наше партнерство будет продуктивным и необременительным, — он не срывал того, что был доволен итогом нашего разговора, а я не знала куда себя девать от смятения.

Хотелось сказать, чтобы прекратил улыбаться, потому что его улыбка смущала, но вместо этого я выдавила только бестолковое:

— Угу, — и спрятала все еще полыхающую руку в карман, — Я пойду?

— Иди. Я буду держать в курсе того, как продвигаются дела. Возьми мою визитку.

— Хорошо.

Я выскочила из машины под дождь и побежала к подъеду, а когда обернулась машины будущего мужа уже не было во дворе.

Наверное, полетел осчастливливать свою драгоценную любовь хорошими новостями.

Я понимала, что сарказм в нашей ситуации был неуместен, но ничего не могла с собой поделать. Вот вроде удачно все сложилось, а внутри тошно так, что словами не передать. И еще ощущение такое странное… Будто я, согласившись на предложение Ремизова, сама себя загнала в ловушку.

Стоило мне подняться домой, как позвонил брат и нагло спросил:

— О чем вы говорили с Ремизовым,