Римма расстроилась. И хорошо, и плохо.

Трудно угодить человеку.

— Римма, я тебе что-то сказать хочу, — вдруг каким-то незнакомым, таинственным голосом заговорила Любка. — Очень важное.

— Говори, — заинтересовалась Римма.

«Про Валеру», — стукнуло сердце.

Стало тревожно — что еще такого хочет сообщить ей Любка? Нашел он кого, что ли? Донесли уже?

— По телефону неудобно, — так же таинственно сказала Любка. — Давай встретимся.

— Ну… — глянув на доверчивую макушку внука, на миг замялась Римма. — Давай. А когда?

— А прямо сейчас выходи. Можешь?

— Да хоть про что ты рассказать-то хочешь? — не выдержала Римма.

— Ну, давай при встрече! — взмолилась Любка.

— Давай, — согласилась, не скрывая раздражения, Римма. — Через двадцать минут?

— Ага. На нашей остановке.

— Хорошо.

Положив трубку, Римма задумалась. Валера что-то натворил, сомнений нет. Что? С какой-то бабой связался? Кто его знает, может, и появилась какая, он безвольный, могли дружки познакомить…

Да нет, не баба, поняла Римма. В какую-то историю вляпался. Точно. Вчера вечером после смены напился и куда-то влез. Или подрался — он может. Или в милицию попал. Или и то и другое сразу. И теперь будут проблемы на работе. Большие, этих милицейских дел начальство не любило. Могло и турнуть.

Но почему Любка по телефону этого не сказала?

Наверное, из-за родителей. Не хочет, чтобы слышали. Мать у нее дотошная, замучает вопросами.

Бедная Любка, не позавидуешь ей. На старости лет к родителям переехать — кошмар. Как девочка маленькая, прячься, отчитывайся.

Но все лучше, чем с Вовчиком жить, с алкашом этим! Поджигателем несчастным.

— Бабушка, ты уходишь? — спросил Алеша.

— Я ненадолго, — проговорила виновато Римма. — На полчасика. Быстро…

— А мне с тобой можно?

— Там мороз большой, Леша. Посиди дома. А то твой папа потом на меня ругаться будет.

Не надо было про папу. Не удержалась. Злил ее зять, бесил даже. Вот и пыталась невольно насолить ему хотя бы так. Хотя бы косвенно, через внука. Мелкая месть, да. Но не могла себе Римма в ней отказать, не научилась еще. А ведь понимала: нельзя так. Нехорошо.

Она вздохнула. А как хорошо?

Алеша задумался, хмуря белый, гладкий лоб, даже морщинка едва заметная проступила.

Римма засмотрелась на эту морщинку: «Ты мой милый умник. Хоть этот меня не подведет».

— А это много, полчасика? — спросил вдруг Алеша.

— Это?… — растерялась Римма.

Алеша смотрел внимательно — ждал. Как соврать этим глазам, хотя бы в мелочи? Римма могла соврать кому угодно, но только не внуку. Внук — это святое. Ему — только правду, чистую правду. Во веки веков.

— Это… как три мультика про Машу и медведя посмотреть, — нашлась, наконец, Римма.

— Быстро, — повеселел Алеша. — А ты мне бонстиков принесешь?

Речь шла о новых игрушках, сведших с ума всю детвору. Маленькие пластиковые уродцы, получаемые в одном из крупных магазинов сообразно размеру покупок, коллекционировались и обменивались детьми с дикарской страстью. Получить их как можно больше — мечта каждого ребенка. Мечтал и Алеша, естественно. И большая часть его коллекции была собрана с помощью бабушки. Денис в этом сына не поддерживал, видя только неоправданную трату денег и поощрение пустых — непродуктивных, как он выражался, — интересов.

— Принесу, — пообещала Римма, снова мысленно отомстив зятю.

Она отвела Алешу в комнату к Сашке — пусть поставит племяннику какую-нибудь игру, отдохнет от компьютера хоть ненадолго!

Сашка глянул озадаченно, но не отказал.

Еще бы отказал он!

Римма была настроена воинственно. Вдобавок, мысль о том, что она услышит какое-то важное сообщение о Валере, заставляло ее нервничать необыкновенно.

Что там Любка ей скажет такого?

— Холодного только ему не давай, — говорила она сыну торопливо. — Там сок на столе, пусть его пьет.

— Ладно, — кивал Сашка. — Понял…

Изменили его в чем-то ее слова или нет — она сейчас не могла понять. Торопилась. Сашка смотрел вроде бы мирно, но кто знает, что у него на уме? Ведь молчал, молчал, «все нормально, мама» — и на тебе, огорошил.

Хоть бы передумал!

Одевшись, Римма помчалась на встречу с Любкой.

Идти было недалеко. Остановка, на которой договорились встретится, была в сотне метров от дома. И Римма прилетела первая, так торопившись.

Родители Любки жили чуть дальше, в другой стороне. Но их девятиэтажка, брусом уходившая в серое небо, торчала прямо перед глазами, казалось, было слышно, как скрипело качающееся на балконах мерзлое белье.

Вчерашний ветер немного стих. Римма почти не прятала лицо в воротник. Задувало, но терпимо. Мороз слабел — добрая весть. Едва градусов двадцать наберется. За машинами уже не тянулись густые дымные шлейфы, и люди ходили вперевалку, не бегали.

Римма выглядывала Любку с нетерпением: где копуха? Вытащила, а самой и не видать. На остановке было пусто. Здесь от главной улицы шло ответвление, домов стояло мало, и автобусы сюда заходили нечасто. Очень удобно для разговоров: никто не мешает.

Поглядев на часы и подумав, не позвонить ли, Римма глянула вдоль улицы и успокоилась: идет.

Но идет — это что значит? Какие вести она несет? Что такого хочет рассказать, что даже по телефону не стала выкладывать?

Римма, беспокоясь так, как не беспокоилась последние лет двадцать — даже Сашку рожала, не так боялась, — смотрела на приближающуюся Любку.

Та шла быстро, вольно, размахивая полами шубы, но почти не двигая плечами, красиво шла. В движении она напоминала утес, омываемый речными струями. Голова в синей вязаной шапочке слегка покачивается, как пламя свечи, на изогнутых губах — улыбочка, всем и никому. Ни припухшие под глазами полукружья ее не портили, ни грузноватость фигуры, ни возраст. Когда шла по улице — мужики никого, кроме нее, не видели.

Вовчика можно было понять.

«Что она все время улыбается? — думала сердито Римма. — Как дурочка какая».

По лицу Любки старалась понять, какую именно весть та сейчас ей несет. Если совсем плохое, будет отворачиваться.

Нет, Любка не отворачивалась. Глядела, правда, как бы с осторожностью, словно примериваясь и высчитывая эффект от своей новости. Но не отворачивалась.

«Значит, просто подрался, — решила Римма. — Если бы совсем плохое, Любка не так бы смотрела».

Не сбавляя скорости, Любка подлетела, улыбаясь почти счастливо, обдала Римму сиянием своих прозрачных глаз, как живым огнем осветила.

— Ну, что с ним? — спросила Римма, предварительно оглянувшись.

Рядом никого не было. Лишь от ее дома отошел кто-то в мешковатом пуховике, но кто —