– Я собиралась поискать здесь заодно платье и себе. Тут куча коллекций самых разных дизайнеров. Ты тоже могла бы присмотреть что-нибудь особенное, – ответила Теннисон, стараясь быть дипломатичной. Она устала от этой враждебности. Хорошо, возможно, вполне заслуженной, но неужели Мелани не надоело злиться? Сколько еще можно стервозничать?

– Я видела ценники, пока мы сюда шли. Две тысячи долларов за простенький сарафанчик? Нет уж, спасибо. – Мелани достала телефон и принялась тыкать в экран.

– Но это ведь свадьба твоей дочери! Ты же не купишь по дешевке какую-нибудь дрянь на распродаже в Шривпорте?

Мелани подняла взгляд.

– Кто ты теперь такая, что тебя не устраивают платья из «Диллардс»? Раньше ты была от них в восторге, помнишь?

Теннисон пристально на нее посмотрела.

– Я могу быть той, кем хочу. Не больше, не меньше.

– Да? Это кем же? Той, кто порхает как стрекоза и ничего не делает? Ты вообще в своей жизни работала? Или вся твоя карьера – выходить замуж за богатых мужчин и тратить их деньги? А может, нескончаемый марафон по питью шампанского? – Мелани со значением кивнула на пустой бокал на столике по соседству.

– Я люблю шампанское, и что?

– Да уж, это всем известно. Как и то, что ты ходячая реклама пластической хирургии. А еще у тебя прекрасно получается выставлять других на твоем фоне дурно одетыми и… толстыми. Если ты ради этого вернулась в Шривпорт – продемонстрировать всем свое богатство и вульгарность, – то у тебя отлично получилось!

Теннисон рассмеялась, хотя слова Мелани ударили ее, словно кастетом в живот. Ох.

– Завидуешь, Мел?

– Тебе? – Бывшая подруга один в один скопировала излюбленное выражение лица своей мамаши – подбородок поднят, в глазах лед. – Было бы чему.

– Завидуешь, завидуешь. Невооруженным глазом видно. Только тебе нравится быть мученицей, которая все на себе тащит. Нравится, когда в родительском комитете все приговаривают: «Это надо Мелани попросить, она со всем справится»? Наверняка втайне кайф ловишь, когда для детей в лепешку расшибаешься, или подаешь в хрустальных вазочках красиво нарезанный арбуз, или огородик разводишь, от которого никакой пользы. Даже когда куришь исключительно тайком, чтобы все продолжали считать тебя идеальной женой и матерью. Вот только… Господи, Мелли, какая же ты скучная!

Та пошла пятнами.

– А ты – пустышка, кукла, которая невесть что из себя строит и обожает сорить деньгами! Как и все нувориши, впрочем. Бедняжка, ничего другого-то и не умеешь, верно?

Ну ладно, хочешь жесткой игры – получай.

– По крайней мере, у меня есть секс. А ты, бьюсь об заклад, с президентства Обамы Киту не сосала.

Мелани кровь бросилась в лицо.

– Зато ты наверняка бы не прочь, правда?

– О, милая, я пробовала, меня этим не удивишь.

Бывшая подруга раскрыла рот, словно вытащенная из воды рыба, но сказать больше ничего не успела – в комнату вернулись Эмма и Бекки.

Теннисон и Мелани повернулись, и у обеих расширились глаза, когда невеста предстала перед ними во всем великолепии. С первого взгляда было понятно – на сей раз платье точно то самое. Лицо Эммы выражало чистый, неподдельный восторг. Бекки тоже выглядела довольной собой. Ей в самом деле было чем гордиться – наряд подходил идеально и сидел так, будто его шили на заказ. Ступив на возвышение, Эмма поймала в зеркале взгляды матери и будущей свекрови.

– Ну, что скажете?

Мелани резко опустилась, почти упала на мягкий стул, и Теннисон, повернувшись и увидев лицо бывшей подруги, ощутила, что гнев отступает. Нельзя было не почувствовать, что значит для нее этот момент. От вида Эммы буквально дух захватывало.

– Это… ох, оно… простите, я… – Мелани замахала руками перед лицом, пытаясь прогнать выступившие слезы.

– Мам, ну не плачь! – улыбнулась дочь, качая головой.

– Не могу сдержаться. Ты в нем само совершенство, – проговорила Мелани, шмыгая носом. Сейчас соплями все заляпает. Теннисон сунула ей другую салфетку. И еще пяток. Себе тоже одну взяла.

– Смотрится просто исключительно, как вы сами видите.

Бекки обошла сзади и слегка расправила платье, хотя этого и не требовалось. Многослойный тюль лежал идеально, немного напоминая балетную пачку. Нижняя кромка была чуть неровной, едва заметно приподнимаясь спереди. Нежно-розовые цветы легкими, воздушными мазками сбегали по лифу на юбку.

– Ты будешь надевать вуаль?

Эмма повернулась к зеркалу.

– Я собиралась, но теперь думаю, что здесь больше подойдет что-то с цветами, в одном стиле с платьем, или, возможно, с драгоценными камнями. Не диадема, конечно… Может, гребень в волосах? Я пока не уверена.

– Давайте я позову Лизу, чтобы она принесла несколько вариантов. У нас есть чудесные гребни из новой коллекции. И к ним всегда можно добавить простенькую вуаль – по-моему, выглядеть будет отлично.

Бекки снова исчезла, оставив их втроем.

– Между прочим, я слышала, как вы ссорились, – проговорила Эмма, оборачиваясь.

И про Кита тоже? Теннисон кинула искоса взгляд на Мелани.

– Э-э, и что же ты слышала?

– Слов я не разобрала, но достаточно было тона.

Девушка смотрела на них с явной досадой и в то же время озадаченно. Очевидно, она все еще не в курсе, что разрушило их дружбу.

– Ну, видишь ли, у нас с твоей мамой… все непросто, – осторожно заметила Теннисон.

– Я так и поняла. После встречи с Марком и совместной поездки сюда выводы напрашиваются сами собой. Очевидно, то, что между вами двумя произошло – и бабушкой тоже, я ведь не слепая, – было достаточно серьезно, раз вам до сих пор некомфортно вместе. Однако меня интересует: вы что-то намерены с этим делать? Потому что дальше так продолжаться не может, чтобы мама на вас злилась из-за щенка, а вы ее третировали из-за того, что она… ну, такая, какая есть.

– В каком смысле? – напряглась Мелани. Ее плаксивость и сентиментальность вмиг испарились.

Эмма огладила тюль и провела пальцем по замысловатой отделке, избегая поднимать голову.

– Сама знаешь, мам. Ты ходишь в самую дешевую парикмахерскую. Носишь то, что тебе не идет и не по фигуре. Обувь – вообще кошмар. И все это оправдываешь практичностью. Или тем, что у тебя нет времени. А на самом деле ты просто махнула на себя рукой.

У Мелани отвисла челюсть, в глазах отразилась боль. Эмма попала в самую точку, однако это уж было слишком – говорить такое матери в присутствии другого человека, тем более зная, что они больше не подруги.

Теннисон неодобрительно начала:

– Эмма, ты вряд ли…

Невеста сына развернулась и посмотрела на нее в упор.

– И по поводу вас мама во многом права. Вы… вас слишком много, Теннисон. И пьете вы больше, чем нужно. Два мартини с водкой за ланчем и здесь уже два бокала шампанского.

Теннисон скрестила руки на груди.

– Хочешь сказать, что у меня проблемы с алкоголем? Ничего подобного! Я вполне могу обойтись и без него. А вообще не тебе мне указывать, что делать и чего не делать. И с матерью тоже не стоило так разговаривать.

– Может быть, однако вы действительно слишком много пьете – я в курсе, у нас ведь общий мусорный бак. А поскольку нам скоро предстоит породниться, лучше заранее поговорить начистоту.

– Хватит, Эмма, – укоризненно сказала Мелани, не без труда поднимаясь на ноги. – Теннисон привезла тебя сюда, столько для тебя сделала, а ты будешь ей грубить? Нет уж.

Девушка рассмеялась.

– Это оказалось проще, чем я думала! Минуту назад вы друг друга разорвать были готовы, а сейчас уже защищаете.

Теннисон нахмурилась.

– Если ты считаешь, что можешь вот так просто нами манипулировать, ты ошибаешься. Мы не думали, что нас могут услышать. И не беспокойся – то, что произошло между нами много лет назад, не испортит вашу свадьбу.

Эмма приподняла бровь.

– Правда? С момента нашей с Эндрю помолвки стоит вам оказаться вместе, как вы каждый раз теряете над собой контроль и начинаете разборки.

– Ничего подобного! – возмущенно отозвалась Мелани.