— Милана, — кивнул он, и его голос прозвучал резко, как удар хлыста, рассекающий воздух. — Не думал, что ты интересуешься детскими домами.

Женщина — Милана — лишь томно улыбнулась, демонстрируя идеальные белые зубы. Ее улыбка была оружием, отточенным годами в подобных схватках.

— Я интересуюсь всем, что связано с тобой, Марк. Мы же старые друзья. Почти семья, — ее взгляд, тяжелый и влажный, наконец перешел на Ариану, и в нем заплясали насмешливые огоньки. — А это, должно быть, та самая… новая ассистентка? О которой все говорят.

Фраза была произнесена с такой сладкой, обволакивающей ядовитостью, что Ариана почувствовала, как по ее спине бегут мурашки."Все говорят"— что именно? И каким тоном? Что в ней такого особенного? Что она его очередная пассия? Унизительная смесь гнева и стыда залила ее лицо жаром. Она чувствовала себя выставленной на показ, голой и беззащитной перед этой женщиной, которая смотрела на нее как на забавную игрушку, на временное недоразумение.

— Ариана Орлова, — представилась она, заставляя себя улыбнуться и протянуть руку, надеясь, что голос не выдаст ее внутренней дрожи.

Рукопожатие у Миланы было холодным и быстрым, словно прикосновение змеи: — Очарована. Милана Захарова. Мы с Марком знакомы… с пеленок, кажется". Она снова посмотрела на Марка, и в ее взгляде промелькнуло что-то знакомое, интимное, притягательное и отвратительное одновременно, от чего Ариане стало физически не по себе. — Твоя мама постоянно спрашивает о тебе. Скучает.

— Передай ей, что у меня все хорошо. И что я сам могу о себе позаботиться, — отрезал Марк. Его лицо было каменной маской, но Ариана, стоя так близко, чувствовала, как напряжены все его мышцы. Он был как тигр, готовящийся к прыжку, и каждый его нерв был натянут до предела.

— Не сомневаюсь, — Милана сделала маленький глоток из бокала, ее глаза-леденцы снова вернулись к Ариане, изучая, оценивая, находя слабые места. —Марк всегда умел окружать себя… талантливыми сотрудниками. Надеюсь, ты справляешься с его непростым характером, милая.

Слово "милая" прозвучало как пощечина — снисходительной и унизительной.

— Справляюсь, — ответила Ариана, заставляя свой голос звучать ровно и уверенно, хотя внутри все клокотало от ярости и унижения. Она чувствовала себя девочкой, которую покровительственно похлопывают по голове.

Милана продержалась еще несколько минут, изливаясь в сладких, натянутых воспоминаниях об "их общем прошлом", бросая на Марка взгляды, полные скрытого смысла и невысказанных претензий. Он отвечал односложно, его раздражение становилось все более очевидным, прорываясь сквозь тонкую пленку светских приличий. Наконец, с легкой насмешливой улыбкой, словно удовлетворив свое любопытство, она удалилась, оставив после себя шлейф дорогих духов и ощущение тяжелой, невысказанной угрозы, витавшей в воздухе, как ядовитый запах.

Остаток вечера Марк был мрачен и молчалив. Он отдалился от нее, его взгляд стал отсутствующим, устремленным в какую-то внутреннюю бездну. Он уехал с мероприятия, даже не дождавшись окончания аукциона, резко бросив Ариане через плечо: — Машина ждет. Идем"

В салоне автомобиля царила гнетущая, звенящая тишина. Он сидел, откинувшись на спинку сиденья, с закрытыми глазами, но по напряженным мышцам его челюсти было видно — он не спит. Он борется с демонами, которых пробудила эта встреча.

—Кто это?, — не выдержала наконец Ариана, глядя в темное, искаженное каплями дождя окно. Ее голос прозвучал хрипло от сдерживаемых эмоций.

— Никто. Незначительный персонаж, — отрезал он, не открывая глаз. Его голос был плоским и окончательным, не оставляющим пространства для дискуссий.

— Она явно так не считает, — ревность, горькая и едкая, подступила к горлу, заставляя слова звучать резче, чем она хотела.

— Не неси ерунды, — его голос был резким, как лезвие. Он открыл глаза и уставился на нее, и в его взгляде читалось раздражение. — У нее были какие-то иллюзии. Они не имеют ко мне никакого отношения. И уж тем более к тебе.

Он явно лгал. Или умалчивал. Напряжение, с которым он реагировал на Милану, было слишком сильным, слишком личным для"незначительного персонажа". Это была не просто досада от встречи с надоедливой знакомой. Это было нечто глубже, темнее. Ревность вгрызалась в Ариану острыми клыками, отравляя все внутри. Сколько таких "Милан" было в его жизни? Женщин из его круга, красивых, уверенных, знающих его годами, связанных с ним общим прошлым, общими семьями, общим социальным слоем, к которому она никогда не принадлежала?

25. Откровения

Он привез ее к себе. Войдя в пентхаус, он с силой швырнул ключи на полку, и они с грохотом отскочили на пол, разлетевшись металлическим звоном по стерильной тишине прихожей. Этот звук был финальным аккордом того фальшивого спектакля, из которого они только что сбежали. Он, не глядя на нее, прошел в гостиную, срывая с себя смокинг и бросая его на диван. Ариана осталась стоять в прихожей, чувству себя лишней, униженной и глубоко несчастной.

Она была всего лишь побегом от реальности, принесенным в эту стерильную крепость, временным утешением, в то время как за ее стенами существовал целый мир, полный женщин вроде Миланы — женщин, которые считали его своей законной собственностью по праву рождения, денег и общего прошлого. Она чувствовала себя самозванкой в собственном теле, в этом платье, которое он выбрал, словно наряжая куклу для выхода в свет.

И тут Марк остановился и обернулся. Его лицо было странным — с одной стороны, на нем читалась все та же ярость, а с другой — какое-то новое, незнакомое выражение, почти растерянность. Гнев внутри боролся с другой эмоцией.

— Подожди здесь, — приказал он, и его голос на мгновение сорвался, выдав внутреннюю дрожь. Он скрылся в кабинете, захлопнув за собой дверь с приглушенным щелчком, который прозвучал оглушительно в звенящей тишине.

Она стояла, не зная, что делать, прижимая ладони к горящим щекам, готовая вот-вот разрыдаться от обиды, злости и этой разъедающей, ядовитой ревности, которая разливалась по венам, отравляя каждую клеточку. Она представляла его с Миланой. Представляла их вместе на каких-то светских раутах, в объятиях друг друга, и каждая такая картинка причиняла ей почти физическую боль.

Через несколько минут Марк вернулся. И в его руках был огромный, роскошный, поразительный букет ирисов. Не роз,