Ульяна наконец закуривает, глубоко затягивается:

– Это не имеет значения.

– Для меня имеет.

Она выдыхает дым, смотрит куда-то в пространство:

– Я профессионал, Алиса. Это моя работа – быть кем угодно, чувствовать что угодно, если того требует задание, – она делает паузу. – Но да, я привязалась к нему. Трудно не привязаться к человеку, который жертвует всем ради того, во что верит.

Я чувствую укол ревности, но уже не такой острый, как раньше.

– И что теперь? – спрашиваю я. – Какой план?

– План такой, – Ульяна поворачивается ко мне. – Я должна стать "наживкой". Крылов доверяет мне, я вхожа в его ближний круг. Я назначу встречу, на которой он будет задержан со всеми уликами.

– Это опасно?

– Очень, – она кивает. – Он не из тех, кто сдается без боя. Но у меня есть подготовка.

– А почему ты? Почему не Максим?

– Потому что у Максима есть вы, – она тушит недокуренную сигарету о перила. – Катя и ты. А у меня никого. Так что выбор очевиден.

Я смотрю на эту женщину, которую так долго считала разлучницей, и вижу что-то новое в её глазах – решимость, смешанную с какой-то тихой обреченностью.

– Ты не обязана это делать, – говорю я тихо.

– Обязана, – она улыбается краешком губ. – Это моя работа. И потом... я должна хоть что-то исправить, разве нет?

Мы возвращаемся в комнату, где Максим показывает Кате что-то на карте. Они так похожи в этот момент – одинаковый наклон головы, сосредоточенный взгляд. Отец и дочь, нашедшие друг друга после стольких лет разлуки.

– Я согласна, – говорит Ульяна, и они оба поднимают головы. – Я буду приманкой.

– Нет, – резко отвечает Максим. – Слишком опасно. Мы найдем другой способ.

– Другого способа нет, и ты это знаешь, – она скрещивает руки на груди. – Крылов доверяет мне. Он не заподозрит ловушку.

– Крылов никому не доверяет, – Максим встает. – Это самоубийство.

– А что ты предлагаешь? – спрашивает Ульяна. – Продолжать прятаться? Жить в страхе до конца дней? А как же Катя? Как же Алиса? Они заслуживают нормальной жизни.

Я наблюдаю за их спором, и меня поражает мысль: эти двое знают друг друга лучше, чем я знаю Максима сейчас. Они работали вместе, рисковали жизнями, держали друг друга на плаву в этом кошмаре. Я осталась на другом берегу, и теперь между нами пропасть из лжи, недомолвок и боли.

– Я согласна с Ульяной, – говорю я, удивляя саму себя. – Нам нужно закончить это раз и навсегда.

Максим смотрит на меня с удивлением:

– Алиса, ты не понимаешь, на что она идет. Крылов – монстр. Если он что-то заподозрит...

– Я всё понимаю, – перебиваю его. – Но разве у нас есть выбор? Катя заслуживает нормального будущего. Без страха, без необходимости прятаться.

Катя, которая до сих пор молчала, вдруг встает:

– Я хочу помочь.

– Нет! – хором восклицают Максим и я.

– Послушайте, – она обводит нас всех взглядом, и я вдруг вижу, что она уже не ребенок. В её глазах – решимость и мудрость, не по годам. – Я уже часть этого. Я была в детском доме, потому что папа пытался меня защитить. Я жила под чужим именем, скрывалась, боялась. Я имею право помочь закончить это.

– Катя, это не обсуждается, – твердо говорит Максим. – Тебе шестнадцать.

– А маме было девятнадцать, когда она погибла, – тихо отвечает Катя, и я вижу, как Максим вздрагивает. – Она погибла из-за них, так? Из-за людей Крылова?

Максим молчит, и это молчание громче любых слов.

– Я не прошу разрешения идти на встречу или что-то в этом роде, – продолжает Катя. – Но я могу помочь. Например, я помню лица многих людей, которые приходили к нам домой, когда мама была жива. Я могу их опознать.

Ульяна переглядывается с Максимом:

– Вообще-то, это может быть полезно. Если она опознает кого-то из внутреннего круга Крылова...

– Нет, – Максим качает головой. – Я не подвергну дочь такой опасности.

– Пап, – Катя подходит к нему, берет за руки. – Я не маленькая. И я не хочу больше бояться. Помоги мне стать сильной, как ты.

Я вижу, как в глазах Максима мелькает гордость, смешанная со страхом. Он смотрит на меня, ища поддержки или, может быть, разрешения.

– Катя права, – говорю я тихо. – Мы все в этом замешаны. И выбраться можем только вместе.

Максим долго молчит, затем медленно кивает:

– Хорошо. Но при одном условии – ты, Катя, будешь делать только то, что мы скажем. Никакой самодеятельности.

– Обещаю, – серьезно отвечает она.

Максим возвращается к ноутбуку, нажимает несколько клавиш:

– Есть еще кое-что, что вы должны увидеть.

На экране появляется еще одно видео – темная комната, Крылов за столом напротив какого-то мужчины, лица которого не видно.

"Ты понимаешь, что она жена Морозова?" – говорит мужчина.

"И что? – усмехается Крылов. – Её муж работает на нас. А если начнет артачиться, можно будет использовать жену как рычаг давления".

"А что с дочерью? Первой?"

"О ней никто не знает, кроме нас. Пусть сидит в своем детдоме. Если Морозов станет проблемой, всегда можно напомнить ему, что девочка под нашим присмотром".

Я чувствую, как холодеет спина. Они знали всё. Обо мне, о Кате. Мы все были просто пешками в их игре.

– Вот почему я не мог рассказать тебе правду, – говорит Максим, останавливая видео. – Вот почему я должен был разыграть предательство. Если бы они заподозрили, что ты что-то знаешь...

– Они бы использовали меня против тебя, – заканчиваю я его мысль.

– Или хуже, – его голос дрожит. – Когда погибла Вера, моя первая жена, это не была случайность. Она начала что-то подозревать, задавать вопросы. И её машина слетела с трассы.

Я смотрю на Катю – она слушает историю своей матери с каменным лицом. Слишком много потрясений для одного дня.

– Я не мог рисковать тобой, – продолжает Максим, глядя мне в глаза. – Даже ценой твоей ненависти ко мне.

Я не знаю, что ответить. Часть меня всё еще злится – за обман, за боль, за месяцы страданий. Но другая часть начинает понимать масштаб того, с чем мы столкнулись.

– Завтра, – говорит Ульяна, нарушая тишину. – Я назначу встречу с Крыловым на завтра. В его загородном доме.

– Так скоро? – Максим хмурится.

– Чем дольше мы тянем, тем больше риск, что нас обнаружат, – она вздыхает. – И потом... лучше покончить с этим быстро. Для всех нас.

Я замечаю, как она бросает короткий взгляд на Максима, и внезапно понимаю: она любит его. По-настоящему любит. И идет на эту встречу не только из чувства долга.

– Я подготовлю всё необходимое, – говорит Максим, не замечая этого взгляда. – Нам понадобится поддержка. Я позвоню Сергею Игоревичу.

Катя подходит ко мне, берет за руку:

– Алиса, ты как?

Я пытаюсь улыбнуться:

– Нормально. Просто... слишком много всего сразу.

– Я знаю, – она сжимает мою руку. – Но теперь мы вместе. Все мы.

Я смотрю на эту девочку, такую сильную, такую храбрую, и чувствую, как в сердце разливается тепло. Она не моя дочь по крови, но в этот момент я понимаю, что готова защищать её, как свою.

Максим и Ульяна склонились над ноутбуком, обсуждая детали операции. Их плечи соприкасаются, между ними – то особое взаимопонимание, которое бывает только у людей, прошедших через смертельную опасность вместе.

И я вдруг осознаю, что ревную не к физической близости. Я ревную к этому – к их общему опыту, к их связи, которой у нас с Максимом никогда не будет.

– Алиса, – Максим поднимает голову, ловит мой взгляд. – Что бы ни случилось завтра, я хочу, чтобы ты знала: я никогда не переставал любить тебя. Ни на минуту.

Я смотрю в его глаза – такие же голубые, как в день нашей встречи, но теперь в них боль и усталость, которых не было раньше.

– Я знаю, – отвечаю тихо. – Но иногда любви недостаточно, Максим.

Он кивает, понимая невысказанное. Между нами пропасть, и никто не знает, сможем ли мы когда-нибудь перекинуть через неё мост. Но сейчас это не главное. Главное – защитить Катю, остановить Крылова, выжить.