мне.
Я задерживаю дыхание, и внезапно все мысли, проносящиеся в моей голове, все тревоги, сомнения в себе, все это утихает.
Блаженная тишина.
Потому что я верю. Я доверяю ему. Может, он и не более чем незнакомец, но мое сердце говорит мне, что все в порядке. Он надежный.
Слезы наворачиваются на глаза, когда я выдыхаю и смотрю на маленькое существо, все еще играющее у меня на коленях.
— Тыковка, — шепчу я, и это слово едва выходит из моих губ, потому что я задыхаюсь. — Я назову ее Тыковка.
— Хорошее имя, — заявляет он. По мере того, как солнце садится за горы на другой стороне озера, воцаряется тишина, воздух напитывается эмоциями. Тепло от руки Генри, лежащей на спинке дивана, его тело, касающееся моего, окутывает меня, как одеяло — мягкое, надежное и безопасное. Как будто я могу это сделать.
Краем глаза я вижу, как он наблюдает за мной, его взгляд с любопытством скользит по моему лицу, как будто он пытается что-то понять.
Я хочу повернуться к нему. Я даже не знаю, почему. Я знаю только, что я тоже хочу посмотреть на него. На его доброе лицо, на маленькие морщинки в уголках глаз, на прядь волос, которая постоянно падает ему на лицо...
Ау-у-у!
И в мгновение ока напряжение исчезает, и я разражаюсь смехом, который безуспешно пытаюсь прикрыть рукой.
— Не сейчас, Дженсен — это слишком душевно, — ругает Генри своего пса, но наклоняется и чешет ему голову.
— Все в порядке, — заверяю я его и встаю, прижимая котенка к себе. — Кроме того, я умираю с голоду. Могу я угостить тебя ужином в благодарность за то, что ты спас меня от полного эмоционального срыва, а также за то, что не стал сразу же высмеивать меня за тот комментарий про «сексуального»? — я наблюдаю за ним, оценивая его реакцию. Он быстро, почти смущенно, бросает на меня взгляд, барабаня пальцами по дивану. — Кстати, я по-прежнему так думаю.
Вот оно. На его щеках появляется легкий румянец, а уголки рта чуть заметно подергиваются. Ему нравится, что я считаю его сексуальным. Приятно осознавать это.
Прежде чем Генри успевает ответить, в разговор вступает Дженсен.
Ау-у-у!
— Что ж, похоже, решение принято, — говорит Генри с улыбкой. — Шутки в сторону, — мурашки бегут по моей коже от того, как он смотрит на меня, — я бы с удовольствием. И, между прочим, для меня большая честь услышать этот горячий комментарий. Правда. Я мог бы выгравировать это на чем-нибудь.
— Надеюсь, на чем-нибудь эффектном. Может быть, на мече или мраморном бюсте. — Он закатывает глаза, но его улыбка определенно говорит о том, что он не против этой идеи.
— Не могу поверить, что у тебя в машине есть запас корма для собак на всякий случай. — Я восхищенно качаю головой, когда он заходит на кухню с пакетом в руках, а из прихожей доносится звук, как Дженсен с жадностью поглощает свой ужин.
— Иногда меня вызывают еще дальше — например, если у одного из моих кузенов возникают проблемы с животными на ферме, — объясняет он, облокотившись на кухонную стойку. — В любом случае, что ты готовишь?
— Пасту с томатным соусом — это быстро и легко, и это единственное, что есть у меня на кухне. — Я пожимаю плечами, как будто это не имеет большого значения. — Моя бабушка — итальянка, она научила меня готовить это блюдо, когда я снималась в фильме в Риме, — добавляю я небрежно, сдерживая улыбку, когда краем газа замечаю, как он замирает.
— О, пожалуйста. Не делай вид, что не знаешь, что я была актрисой. Это было написано на лице Кирана, а он не похож на человека, который стал бы держать такую информацию при себе.
— Ты права, — признает он, смущенно улыбаясь, и я притворно надуваю губы. — Почему ты держала это в секрете?
— Я этого не делала. — Я пожимаю плечами. Звонит мой телефон, лежащий на столешнице, и я незаметно отклоняю звонок и прячу его за несколькими контейнерами. Мне не нужны напоминания о том, как кто-то жалуется на мою стряпню. Или воспоминания о том, как он заказывал еду на вынос после того, как я провела два часа на кухне, готовя ужин.
— Я вообще-то не люблю это афишировать. Мы с Лорен переехали сюда в поисках тишины и покоя. Зачем нам представляться так: «Привет, я Ник, всемирно известная актриса, пожалуйста, не звоните папарацци. И, кстати, это значит, что я богата, пожалуйста, не грабьте меня, ладно?»
Он наклоняет голову, обдумывая это, а затем прячет смешок за ладонью.
— Значит тебе не нужно бить меня по голове лопатой, надеясь, что у меня будут достаточные провалы в памяти, чтобы забыть об этом?
— Ты хочешь, чтобы я огрела тебя лопатой по голове? — я поднимаю бровь и качаю головой. — Но, с другой стороны, меня и так преследует призрак кошки, мне не нужен еще и призрак человека. Ты в безопасности от лопаты и любых других острых или твердых предметов.
— Слава Богу.
— В любом случае... — Я меняю тему и указываю на маленький оранжевый пушистый комок, пытающийся залезть на джинсы Генри, из-за чего не умолкают мяуканья. По крайней мере, теперь она использует свой внутренний голос. — Теперь, когда прошло уже некоторое время, нужно ли мне что-то менять для нее?
— Я могу освободить тебя от кормления «каждые несколько часов».
Я резко поворачиваю голову и смотрю на него широко раскрытыми глазами.
— Серьезно?
— Серьезно, — подтверждает он кивком и тянется к Тыковке.
— Это лучшая новость, которую я слышала за... — Я задумываюсь на мгновение. — По крайней мере, за два месяца!
— Трех раз в день должно быть достаточно. У нее хороший вес, значит, теперь можно добавлять в ее рацион твердую пищу. Просто добавляй все больше и больше в молоко, пока она не начнет есть обычный корм для кошек, и после еды помоги ей отрыгнуть. Как если бы это было с ребенком, нежно похлопывая по спинке. Я также заметил лоток в коридоре — возможно, стоит его убрать. Она должна начать пользоваться им инстинктивно, а если нет, то посади ее туда после того, как она поест, и дай лакомство, когда она им воспользуется.
— Хорошо, это вполне выполнимо. — Я киваю и добавляю макароны в кипящую воду, а затем разминаю лопаткой размягченные помидоры в сковороде.
— Не радуйся слишком рано. Она вступает в период раннего детства. Это означает, что она будет исследовать окружающий мир и может застрять в местах, где ты никогда не ожидала ее увидеть. Обязательно