— Ох, я вас умоляю, — тихо фыркает Александра. Но я слышу каждое ее слово, и меня передергивает.

— Тогда с тобой будет ходить телохранитель, — постановляет Бобров и переводит хмурый взгляд на Проскурина. — Петя, мне все равно, как ты все устроишь… Думай.

— В гимназии есть своя охрана, — замечаю я робко. — Если меня проводят до двери, дальше я в полной безопасности.

— Ой, да ладно, — цокает языком Инна.

Проскурин смотрит на меня печально и недовольно.

«Пусть», — выдыхаю я. И как только заканчивается сеанс связи, бегу к Даше.

— Соня, — окликает меня Александра на лестнице. — Не уходи никуда. Нужно решить вопрос с няней…

— Кому решить? Зачем? Я не планирую… — вернувшись, шепчу в изумлении.

— Нам, конечно. Няня необходима. Ты сейчас поедешь на свою важную работу, — бросает она, не скрывая сарказма. — А ребенок с кем останется? Ты подумала?

— Со мной. Даша ходит в детский сад. Он рядом с гимназией. А после обеда я ее заберу, и мы вместе вернемся сюда.

— Нет. Так не пойдет, — поджимает губы Александра. — Нет смысла водить ребенка в нездоровый коллектив. Даша останется с нами. Я вызову няню. Это не обсуждается, Сонечка, — улыбается мне надменно, да еще и по руке хлопает.

— Даша — моя дочка, — набравшись смелости, заявляю категорически. — И я буду сама решать, где и с кем ей находиться. У нее друзья в садике. Я не собираюсь лишать ее привычного круга.

— С кем там дружить? — вздернув подбородок, насмешливо спрашивает меня Александра. Обдает холодным высокомерием. Нет, не меня лично, а мое окружение.

Я, наверное, в ее глазах — глупая замарашка, невесть за какие заслуги оказавшаяся в прекрасном дворце Проскуриных, и должна до конца жизни благодарить и кланяться.

— Друзья не измеряются количеством денег, — выдыхаю я.

— Ты очень странная, Соня, — припечатывает меня взглядом Александра. — Мне придется поговорить с Женей. И нанять тебе преподавателя по этикету. Твои манеры и твое поведение оставляют желать лучшего, — высокопарно заявляет она.

«Она знает!» — прощелкивает в голове. Все знают о том, что произошло в комнате для свиданий. Я и Женя… Мы…

И это «употребил», услышанное в столовой, точно касается меня и Жени.

— Мне ничего не нужно, — бросаю на ходу. По мраморной лестнице бегу на второй этаж к Даше и, закрыв дверь на ключ, падаю на постель.

Зарываюсь лицом в подушку. Реву, сходя с ума от обиды и горечи. Щеки горят от стыда, а в голове вертится только одно слово.

Употребил!

Какой же позор, мамочки!

Глава 26

— Мамоська! — обнимает меня заспанная Дашка. — Ты больше не уезжай от меня, ладно? Я скучаю и плакаю…

— Плачу, — поправляю на автомате. — Больше никогда-никогда тебя не оставлю, — обнимаю малышку.

Зарываюсь пальцами в тонкие шелковистые кудряшки. Прижимаю к себе маленькую головку и опять хлюпаю носом.

— А бабуська Шула сказала, что я теперь не буду ходить в детский сад. Мы теперь будем жить здесь. А тут детей нет. Мне скучно, мамоська. Игрушки есть, но я их не люблю. Я к своим хочу, — мостится ко мне дочка и смотрит жалобно. — И к деткам в садик. Пойдем домой, мамоська…

— Сейчас поедем, — улыбаюсь я. — Только позавтракаем…

— Ула! Ула! — подскакивает на ноги Дашка. Прыгает по кровати, а потом кидается ко мне. — Мамоська, я так тебя люблю, — обхватывает ручонками мою шею.

— И я тебя, — целую малышку.

Вздрагиваю от шума у двери. Поднимаю глаза на входящую в комнату тетку в форменном платье. Я же дверь запирала? Или горничная своим ключом открыла?

Нормальный поворот! А если бы я переодевалась?

— Что вам нужно? — усевшись на постели, в ужасе смотрю на дородную строгую бабищу.

Такой ничего не стоит по приказу старухи отобрать у меня ребенка и выкинуть вон.

— Александра Евгеньевна велела передать, — протягивает мне сверток из дорогого детского магазина. — Эти вещи нужно надеть на Дарью.

— Даже так? — усмехаюсь криво. — Прикольно.

Демонстративно не беру пакет. Смотрю выжидательно на горничную и не могу понять, что поменялось в отношении ко мне, если даже прислуга ведет себя вызывающе.

— Не вижу ничего прикольного. Александра Евгеньевна велела, — совершенно бесстрастно заявляет горничная и смотрит на меня презрительно и брезгливо.

Ну точно муха с улицы залетела! Надо ее тряпкой в окно выгнать.

— Александра Евгеньевна мне не начальник, — предупреждаю мягко. И вспомнив какой-то сериал из жизни богатых, прошу. — Оставьте нас, пожалуйста. И впредь сначала стучитесь.

— Ты тут много из себя не строй, — фыркает горничная. — Видали мы таких… Думаешь, на тебе хозяин женится? Идиотка, — фыркает она и с царственным видом выплывает из нашей спальни.

Сглатываю слезы, раненой овцой хожу по комнате. Улыбаюсь дочке, прыгающей на постели.

Вот это я попала. Тут меня все понукать будут? Хуже, чем в тюрьме! Почему? За что?

— Даш, нам пора собираться, — подаю дочке руку, помогаю спуститься с постели.

Веду в санузел. И пока моя ненаглядная девочка рассуждает, сидя на горшке, прислонившись к стене, пытаюсь собрать себя в кучу.

Что же получается?

Женя меня использовал. Наврал с три короба. Наобещал. А Проскурину дал совершенно другие указания. Только зачем я ему здесь?

«Из-за Даши!» — ответ лежит на поверхности. И дом он отписал ей. А значит, ничего не потеряет, если девочка останется жить в его доме. Хорошая многоходовочка!

А я… Меня можно просто за порог выставить, как мешок с мусором. И я никогда не увижу собственную дочь. Никакой суд не сможет мне вернуть Дашку. У Бобровых деньги и власть. А я кто?

По коже идет мороз. Колени подгибаются. Поворачиваюсь к зеркалу в золотой оправе. Смотрю на свое бледное зареванное лицо и чувствую, как во мне зреет злость.

«Нет! Не на ту напали!» — сжимаю кулаки. На секунду прикрываю глаза и принимаю решение.

Надо срочно уехать из этого дома. Вернуться к себе. Но и там я не буду в безопасности.

— Мама, я покакала! — отвлекает меня от размышлений малышка.

Вытираю попу, открываю кран и подставляю невысокую табуретку. Дашка вскакивает на нее. Хватает прозрачное розовое мыло. Крутит в руках, подставляет под воду и хихикает.

Улыбаюсь и я.

А сама думаю. Ключи от дома у меня с собой. Дарственная тоже. Так какого лешего я тут сижу? Женя просил меня жить с его родными? Нет. Он предложил выбрать. Сказал, что так ему будет спокойнее, и я пообещала.

Он мне тоже клялся. Вот только ничего не исполнил.

«Кроме кольца этого дурацкого», — недовольно разглядываю свои пальцы. Пытаюсь