Прежде чем я успеваю решить, что делать, видео начинает воспроизводиться.

Я вижу, как два человека в темной одежде и капюшонах тащат третьего в кадр, а затем бросают его на простыню или что-то в этом роде. Он явно избит, и у меня скручивает живот, когда один из мужчин вытаскивает пистолет из-за пояса и направляет его на голову мужчины.

Тот поднимает руки и с трудом встает на колени. Звука нет, но мне не нужно слышать, чтобы понять, что он молит о пощаде.

Мужчина с пистолетом даже не моргает, когда выстреливает два раза в грудь мужчины. Его жертва падает вперед и лицом вниз на землю, а под ним расплывается темная лужа.

Стрелок спокойно прячет оружие за пояс, и он с напарником быстро заворачивают убитого в то, что я теперь вижу, как брезент, и утаскивают тело и улики своего преступления за пределы кадра.

Что за херню я только что посмотрел? И почему, черт возьми, кто-то хотел, чтобы я это увидел?

Над временной меткой на приостановленном видео появляется маленький кружок. Видео было снято четыре дня назад, сразу после полуночи.

Я все еще пытаюсь понять, что я только что видел, когда видео исчезает, а на его месте появляется что-то похожее на полицейский отчет. Все еще в полной растерянности, я просматриваю страницу.

Подождите. Я правильно понимаю то, что читаю?

Согласно отчету, тело Джейкоба Фишера было найдено на обочине шоссе примерно в пятидесяти милях от школы с двумя огнестрельными ранениями в живот.

— Не может быть, — бормочу я и дважды проверяю дату в отчете. Он датирован двумя днями назад.

Отчет исчезает с моего экрана и заменяется фотографией другого мужчины, лежащего на деревянном полу с пулевым отверстием в шее и временной меткой, наложенной на нее пять дней назад. Рядом с фотографией загружается отчет о вскрытии, который относится к Эрику Кармайклу, который, по всей видимости, был застрелен во время ограбления дома в тот же день.

Мой мозг начинает работать на полную мощность, когда фотография и отчеты о вскрытии исчезают, и я бессознательно начинаю соединять воедино информацию, которую мне только что показали.

Я все еще обрабатываю всю информацию, когда моя система вновь запускается, и экраны восстанавливаются, как ни в чем не бывало.

— Феникс? — спрашивает Эхо, когда мои наушники тоже снова включаются.

— Майлз? — спрашивает Шифр. — Что за хрень, чувак?

Тот факт, что он использует мое настоящее имя, а не псевдоним, говорит мне о том, насколько он напуган.

— Я здесь, — быстро говорю я.

— Что, черт возьми, произошло? — спрашивает Эхо. — Почему ты отключился?

— Сбой питания, — выпаливаю я. — Короткий. Меня отключило, и я должен был ждать, пока все восстановится.

— Правда? — Шифр звучит не убежденно. — В твоей шикарной школе, полной миллиардеров, был сбой в подаче электроэнергии?

— Даже богатые не могут быть полностью защищены от технических проблем, — говорю я, стараясь сохранять легкий и беззаботный тон. — Мне все равно нужно выйти из системы, чтобы закончить задание до срока.

— Да, ладно, — говорит Эхо, и я вижу, что она тоже не верит моей лжи. — Поговорим завтра.

— Ты уверен, что это все? — спрашивает Шифр.

— Абсолютно. — Я стараюсь звучать уверенно и не так, будто я вот-вот сойду с ума. — Просто нужно закончить эту работу. Пока.

— До завтра, — говорит он.

Я отключаю связь и выхожу из всех программ, кроме частного сервера для моего класса, чтобы загрузить свой код. Когда это сделано, я выключаю все и запускаю полную проверку и диагностику своей системы, чтобы понять, что, черт возьми, только что произошло и как, черт возьми, тот, кто только что вторгся в мою систему, сумел в нее проникнуть.

Я знаю, что они хотели, чтобы я увидел, но не знаю, почему.

Два человека, которые шантажировали меня, мертвы, и они умерли с разницей в один день на разных концах страны.

Вместо того, чтобы радоваться, что их больше нет и они не могут меня больше беспокоить, я испытываю холодное чувство страха. Кто-то убил их, и они знают, что я был вовлечен в их дела.

Были ли эти сообщения угрозой, и тот, кто их убил, пытается сказать мне, что я следующий? Или это был их способ сказать мне, что я наконец-то свободен?

Или и то, и другое?

Отбросив эти мысли, я сосредотачиваюсь на своей системе и приступаю к кропотливому процессу проверки каждого уровня безопасности, чтобы понять, как меня взломали, и найти ублюдка, который это сделал.

Глава первая

Джекс

— Дум-дум, ду-ду-да, дум-дум-да-ду-да, — поет Джейс, мой брат-близнец, с другого конца комнаты, под мелодию из фильма «Миссия невыполнима».

Я бросаю на него взгляд.

— Полагаю, у тебя все получилось?

— До-до-до-до-до, — продолжает он песню. — До-до-до-до-до, до-до-до-до, ду-ду.

— Ду ду. — Феликс хихикает, растянувшись на диване в центре комнаты, которую мы с Джейсом делим.

Джейс поворачивается в кресле и улыбается Феликсу.

— Ты что-то уронил.

— Правда? — Феликс бросает на него любопытный взгляд.

— Да, вот здесь. — Он указывает на кофейный столик рядом с диваном, на котором сидит Феликс.

— Где? — Феликс смотрит под столик.

— Под ним, — Джейс снова показывает.

— Под чем? — спрашивает Феликс, сбитый с толку.

— Нижнее белье. — Джейс усмехается.

Феликс бросает на него бесстрастный взгляд, но уголки его губ поднимаются вверх, и ему не удается полностью скрыть улыбку.

— Ты выявляешь в нем все самое худшее, — говорит Киллиан, наш кузен и лучший друг, обращаясь к Феликсу с улыбкой и ласковым тоном.

Феликс широко улыбается Киллиану и сдвигается, чтобы тот мог сесть на диван, а он мог лечь, положив голову на его бедро.

— Или он выявляет худшее во мне? — спрашивает Феликс с улыбкой.

— Обе вещи могут быть правдой, — Киллиан проводит пальцами по волосам Феликса. Феликс тихо вздыхает и прижимается к нему поближе.

— Если вы двое закончили быть тошнотворно милыми, может быть, мы сможем сосредоточиться на том, что я только что сделал огромное дело, и, возможно, признать мою крутость, — говорит мой брат с явным подтекстом.

— Молодец, — говорит Киллиан, не отрывая глаз от Феликса.

— Молодец, — добавляет Феликс, не отрывая взгляда от своего парня.

Джейс бросает на меня взгляд.

— Долго же ты, — говорю я с ухмылкой.

Он вытаскивает из кармана свой любимый нож-бабочку и открывает его.

— А сколько времени у тебя ушло бы на то, что я только что сделал? Два месяца по сравнению с моими двумя часами.

Я фыркаю от смеха.

— Два часа? Ты неделями,