Кабинет Каллахана выглядит по-мужски, с кожаным диваном в одном конце комнаты. В другом конце стоит современный L-образный деревянный стол, на котором все идеально организовано. Как и во всем доме, здесь нет никаких личных вещей. Это мог бы быть кабинет любого человека.

Внизу книжной полки в углу стоит ряд пластинок. Я осторожно пролистываю их, обращая внимание на названия и разнообразие. Дверь закрывается со щелчком.

— Значит, Маттиас был прав, — говорит Кэл, усаживаясь в кресло за столом. — Ты все еще любишь совать нос не в свое дело.

Я пожимаю плечами.

— Что я могу сказать? Это моя страсть. — Я подхожу к его столу и сажусь в кожаное кресло. Оно более мягкое, чем я ожидала, и я проваливаюсь в него глубже, чем планировала.

Воздух замирает, когда наши взгляды встречаются, и меня поражает, как он постарел. Не в смысле седых волос и морщинистой кожи, но я вижу годы, кружащиеся за его карими глазами, чувство усталости, которое может быть только результатом долгой жизни. Он изучает меня точно так же, и мы сидим в напряженной тишине всего минуту, пока он наконец не заговаривает.

— Так, — протягивает он, потирая рукой подбородок. — Итак, Мейсон пропал. И ты думаешь, что он где-то на территории Кин?

Я сжимаю челюсти и киваю.

— И почему ты так думаешь?

Он не выглядит убежденным, что верит мне, и это раздражает. Если бы мне давали пять центов за каждый раз, когда мужчина не верил мне на слово, я была бы чертовски богата.

Я вздыхаю и рассказываю больше, чем хотела бы. Но если это поможет мне найти Мейсона, я буду петь как канарейка.

— Потому что Леон так сказал. — Мне пришлось практически умолять его на коленях, но сын Бьянки наконец сдался. Однако это было все, что он мне сказал. Когда я спросила о подробностях, он промолчал.

Кэл хмурится и открывает рот, чтобы что-то сказать, но я продолжаю.

— Он рассказал мне, что около семи недель назад Мейсон пришел к Элиасу и ему, умоляя дать ему шанс. Видимо, Мейсон устал от того, что ему не давали нормальной работы. — Полагаю, босс семьи Бьянки был достаточно заинтересован, чтобы дать ему шанс проявить себя, и у него была идеальная работа.

— Какая работа? — спрашивает Кэл.

— Собрать информацию о ваших недавних потерях поставщиков и выяснить, где еще могут быть потенциальные слабые места.

Кэл сжимает челюсти, вероятно, понимая ситуацию. — Это была попытка отвоевать больше территории у семьи Кин. — Я складываю руки на коленях, сжимая их в кулаки. Мейсону почти двадцать два года — он уже не ребенок, — но я все еще чувствую ответственность за его благополучие.

Когда шесть лет назад мы переехали из дома Бьянки, наша мать устроила самую долгую пьянку в своей жизни и сбежала бог знает куда. С тех пор мы ее не видели. Насколько я знаю, она может лежать мертвая в канаве. Раньше меня раздражало и бесило то, как она отказалась от нас, но в последнее время я слишком занята, чтобы тратить на нее хоть каплю внимания. Но даже до того, как она ушла, она каждый день тонула в алкоголе, поэтому последние десять лет я была опекуном Мейсона. Ему это не нравилось, но я заставила его закончить среднюю школу. Все, чего он хотел, — это вернуться к Бьянки и посвятить свою жизнь служению семье. Последние три года он был рядовым солдатом, и хотя иногда он не приходил домой на день или два, никогда это не длилось так долго, как сейчас. Элиас ничего мне не говорит, ссылаясь на то, что я больше не являюсь частью семьи. Я использовала последнюю каплю своего влияния, умоляя Леона рассказать мне что-нибудь — что угодно. И тогда он рассказал мне о миссии, на которую они отправили Мейсона, и о том, что от него нет вестей уже больше недели. Но после этого они не могли раскрывать частные дела постороннему человеку. Это было несколько недель назад.

— Судя по всему, Элиас был в восторге от того, что в ряды присоединился еще один Катрон. Леон рассказал мне, что это была идея Элиаса отправить Мейсона на территорию Кин для разведки. Но это должно было занять всего неделю или две.

Кэл наклоняется вперед, опираясь на стол. Его плечи напрягаются, а на шее пульсирует толстая жила.

— И он думал, что двадцатилетний парень сможет найти наши склады без посторонней помощи?

Я пожимаю плечами.

— Я не знаю всех ответов — пока — только то, что удалось собрать из чужих рассказов. — Может быть, дело шло дальше простой разведки, и Мейсон должен был переманить дистрибьюторов. Или — по моей спине пробегает дрожь — полностью ликвидировать операции. Мысль о том, что мой брат хладнокровно убил кого-то, леденит меня до костей.

— Когда я разговаривала с ним, Леон сказал, что он пропустил три последних отчета.

Глаза Кэла слегка расширяются. Мы оба знаем, что пропуск даже одного отчета — это никогда не к добру.

— Я не знаю, к кому еще обратиться. Леон и Элиас больше ничего мне не говорят.

— Понимаю, — задумчиво говорит Кэл.

— Если ты говоришь, что его нет в Розуэлле... Ну, тогда я не знаю, где он может быть. — Я опускаюсь на стул, с трудом сглатывая комок в горле.

— Зайчик, — шепчет Кэл. Его голос нежен, и мое старое прозвище, срывающееся с его губ, кажется мне таким знакомым, что аж больно. Были ночи, когда мы проводили время под его одеялом, прячась от мира и его отца, и он шептал мне то же самое, что и сейчас. — Мы найдем его.

Я опускаю глаза на пол и не могу не молиться, чтобы он оказался прав.

— Я начну с Маттиаса, Люка и Калеба. Они занимались расследованием беспорядков у поставщиков. Перед тем, как я отправил его в охрану, Калеб помогал Маттиасу и Люку с... помехами, которые мы испытывали.

Маттиас. Отлично.

— Не смотри на меня так.

Я расслабляю брови, не замечая, что они нахмурились и выдали мое презрение к Маттиасу. Я отвлекаюсь.

— Калеб?

Кэл поджимает челюсть.

— Калеб Фергюсон. Вы познакомились на прошлой неделе. — В карих глазах Кэла мелькает что-то мрачное. Почему-то он кажется почти... ревнивым.

— А, Калеб. Я его помню, — говорю я, пользуясь возможностью сменить тему, чтобы дать себе время заделать трещины в своей броне. — Он мне понравился. Он очень обаятельный.

Ноздри Кэла раздуваются, а челюсть