Женя внимательно читает каждый лист. Что-то подписывает, что-то перечеркивает. Поднимает взгляд на меня и подмигивает.

— Я быстро.

В санузле мощным феном быстро высушиваю волосы. Гляжу на пушистую макушку и чуть не вою от досады. Если мои непослушные кудри при мытье не умаслить, то тонкие волосы мигом завьются в мелкие кудри, и тогда беда. Буду похожа на одуванчик.

Заплетаю непокорные пряди, но бесполезно! Над макушкой поднимается золотистым нимбом дурацкий пух. Вот что с ним делать?

Уходя, я, конечно, надену шапку. А сейчас как показаться Боброву в таком ужасном виде?

Где-то хлопает дверь, слышны голоса. В душевую доносится запах свежепожаренного мяса, картошки и еще чего-то знакомого и вкусного, родом из детства.

«Галлюцинации у меня, что ли?» — думаю, приглаживая волосы. Смотрю в зеркало на раскрасневшееся лицо. Хорошо хоть косметичка с собой. В пару взмахов подкрашиваю ресницы, легко наношу румяна на скулам.

«Рисую основные черты лица», — как говорила моя бабушка.

А когда выхожу к Боброву, не могу сдержать вздоха изумления.

Стол накрыт. Женя прячет папки в портфель.

— Все. Я поработал, — поворачивается ко мне и присвистывает восхищенно. — Какая же ты у меня красивая, Сонечка.

Неловко переминаюсь с ноги на ногу и не знаю, куда деть руки. Даже не верится, что влюбила в себя большого и всесильного мужика. Нет, я на это неспособна. Они все так говорят. А потом бросают.

«Не накручивай себя, — шепчет мне внутренний голос. — Лови момент, Соня!»

— Иди сюда. Сейчас я тебя кормить буду, — отставив в сторону портфель, подходит ко мне Бобров. Целует в макушку.

А меня словно током ударяет. Там же пух этот дурацкий! Хоть сразу шапку надевай, честное слово!

— Проголодалась, Сонь? — утыкается носом в мои волосы Женя.

— Немножко, — киваю я. А сама кошусь на накрытый стол. Мясо, пюрешечка, соленые огурчики и помидоры. Тонко нарезанное сало.

— Давай поедим. Времени мало, — накладывает мне полную тарелку всякой снеди.

— Ой, я столько не съем, — охаю в ужасе.

— Тогда сделаем так, — ставит он мою тарелку себе, а мне подает свою. — Шведский стол, мадам. Отель «Все включено».

— Точно все? — усмехаюсь невесело. Кладу себе немного мяса, ложку пюре и огурчик.

— Ешь как птичка, — вздыхает Женя и, прожевав, велит строго. — Завтра заявление подашь через Госуслуги. У Петьки моя электронная подпись и пароль от аккаунта. Сразу пусть подтвердит. Через месяц в здешнем ЗАГСе распишемся.

Глава 20

«Вот это напор!» — сглатываю нервно. А Бобров продолжает. Ест, взмахивает вилкой, словно дирижирует. И командует.

— По поводу местожительства. Хочешь, живите в Дашкином доме, а хочешь, перебирайся к моим. Второй вариант предпочтительнее. Мне так спокойнее будет.

— Хорошо, я подам, — киваю задумчиво. — А жить мы с Дашей хотим отдельно.

— Так тебе же с моими веселее будет. Дом большой. Быт налажен. До работы близко, — уверяет он меня.

— Я подумаю, — мямлю, не в силах противостоять напору. Но и быть приживалкой в чужом доме тоже не хочу. Но если Женя настаивает… Он же хочет как лучше для нас с Дашей.

Если честно, он мне сразу понравился. За таким мужчиной как за каменной стеной. Никакой Слава не страшен. Да он и близко не подойдет. Побоится отца.

«Представляю, как он взъестся, когда узнает», — улыбаюсь мысленно.

— Подумай, — вытирает Бобров рот салфеткой. — Я выйду отсюда, заберу вас к себе на Истру. У меня там дом большой. Тебе понравится, роднулик… — наклоняется ко мне. Целует медленно и нежно.

И мне опять хочется. Да что же это такое? Почему этот мужчина так на меня действует? Прямо генератор оргазмов…

Бобров пересаживает меня к себе на руки, прижимает покрепче. Вторгается языком в мой рот, заставляя забыть о реальности.

— Капец, как время бежит, — мотает головой. Кошусь на часы, висящие на стене, и сама не верю. Я тут всего четыре часа. А кажется, вечность пришла.

«Там же Харитонов ждет», — легким коготком царапают угрызения совести.

Пытаюсь встать, но Женя удерживает меня.

— Еще побудь со мной, — просит хрипло. И как только минутная стрелка приближается к двенадцати, подскакивает.

— Все. Пора, роднуль.

Сграбастав в охапку, наскоро целует в губы. Подает пуховик.

— Завтра созвонимся. Петька тебе мой телефон даст. Вечером наберу, поболтаем.

— Хорошо, — утыкаюсь в широкую грудь. И только сейчас понимаю, что на Жене только роба на голое тело, а мокрая майка так и осталась на постели. — Ой, — целую куда-то в ключицу. Ты теперь в мокрой майке пойдешь… Прости, я ее намочила…

— Да ты что, Сонечка, — выдыхает хрипло Женя. — Эта футболка теперь мой талисман. Она тобой пахнет. Я ее беречь буду, — заявляет он серьезно. И я тушуюсь, представляя, как взрослый мужчина обнюхивает тряпку, которой я вытиралась. Везде… И там тоже.

— Ты — фетишист? — улыбаясь, смотрю в суровое лицо.

— Только с тобой, Соня, — признается он, бодая головой воздух. И повторяет как молитву. — Только с тобой.

У нас за спиной лязгает замками тяжелая металлическая дверь.

— Свидание закончено, Бобров! — объявляет невысокий коренастый охранник. Не тот, что провожал меня сюда. Совершенно другой. Противный. С масляными глазками.

— Да, уже прощаемся, — сухо бросает Женя. Нехотя выпускает меня из объятий. — До свидания, Сонечка, Береги себя, девочка, — шепчет глухо.

— До свидания, — отвечаю я тихо и отступаю в сторону.

Женя провожает до двери. Вручает портфель и резко отходит прочь, будто боится не совладать с собой.

— До свидания, — мяукаю напоследок. И пока охранник запирает дверь, мучаюсь, словно не успела сказать Боброву самое важное.

— На выход, куколка, — усмехается криво охранник. Идет вперед. А я, зажав в одной руке шапку, а в другой ручку портфеля, еле поспеваю за ним.

В ярко освещенном коридоре уже распахнуты настежь двери всех камер. Из самой дальней охрана выводит заключенного. Натыкаюсь взглядом на злые колючие глаза, хищный оскал, кривую улыбку и наколки, идущие до самой шеи.

Поспешно опускаю голову.

«Настоящий отморозок!» — испытывая самый настоящий ужас, покрываюсь липким холодным потом. Мороз бежит по коже, руки трясутся.

— Гляди, какая девочка, Тарань! — поравнявшись с отморозком, глумливо смеется мой провожатый.

— Давай ее сюда! — ощерившись, роняет тот. — Нежненькая цыпочка. Я таких люблю. Научу ее жизни.

— Даю, — ржет охранник, хватая меня за руку.

Портфель падает из рук. Шапка тоже. Ору, будто меня режут, отпрыгиваю в сторону. Лихорадочно соображаю, куда бежать?

К Жене? Так он заперт. Я в ловушке! И никак мне не выбраться. Никто не заступится, никто не узнает…

— Ты совсем обалдел, Мартынов? — рыкает здоровенный охранник, стоящий рядом с Таранью. —