Лужанским окнам. Там обычно стояли цветы. А сейчас пусто. То ли завяли, пока хозяева разводились, то ли Вера забрала их с собой. Но сейчас окна выглядят сиротливо, а квартира из семейного гнезда превратилась в ночлежку.
– Ладно, пока, – выхожу из машины.
– Погоди, провожу тебя, – бурчит недовольно сын.
– Я сама, – порываюсь выйти, но дверь не открывается. – Дэн?
– Мам, я же сказал, – окидывает меня хмурым взглядом и добавляет мягко. – Мне что-то неспокойно. Шастаешь одна по городу. Нехорошо.
– Как скажешь, – вздыхаю я. Раньше бы поспорила. Но сейчас, когда везде Кокос мерещится, я, пожалуй, соглашусь на дополнительную охрану.
Денька весь в Рема пошел. Высокий, крепкий, борьбой занимается. Мой главный защитник.
Сын выскакивает из машины. Церемонно открывает мне дверь. Подает руку. Кладу ладонь в широкую лапищу ребеночка.
Ступаю высокими каблуками на тротуарную плитку. Поднимаю голову и вздрагиваю, заметив Кокоса на другой стороне улицы. Сунув руки в карманы брюк, он стоит около бизнес-центра и улыбается, как ни в чем не бывало.
Урод! Откуда он взялся на мою голову! Теперь будет нервы мотать, испытывать на мне свои психологические приемы, больше похожие на пытки. И почему не забыл за двадцать пять лет? Не смог?
«Ты моя болезнь, Алента», – словно наяву слышу голос Кокоса. От ужаса и неожиданности подворачиваю ногу.
– Мам, аккуратнее, – подхватывает меня под локоть Денис.
– Как хорошо, что ты приехал, – выдыхаю, пытаясь восстановить дыхание. И только в лифте перевожу дух. Не хочу к тете Зине вламываться со своими бедами и проблемами. Ей сейчас тяжело. Для меня она не чужой человек. Много лет назад она меня выручила. Так и сдружились мы с ней тогда. Даже когда я Вере с кредитами помогла, не осудила. Поняла.
– Да ладно, Валюшка, – выругалась крепко. – Все ты правильно сделала. Сейчас завод обескровить – потом не восстановить. Там же я и внуки – акционеры, – улыбнулась лукаво.
А теперь я вхожу в квартиру, пропахшую табаком. Гляжу на нашу Герцогиню. В черной водолазке и в черных брюках она кажется вдвое тоньше, чем обычно. Вертит в пальцах тонкую темную сигарету, окидывает меня больным взглядом.
– Теть Зин, – кидаюсь к ней. И реву. Скорблю вместе с ней о никчемной судьбе Юрки. Вот все же было у человека. И жена красавица, и крутой бизнес. Какого ляда налево потянуло? Почему не пощадил чувств Веры, своей законной жены?
Кстати, к Рему Владимировичу у меня те же вопросы. Два сапога пара. Дружбаны с детства. Плюс Чебук. Но тот честнее. Никому ничего не обещает. В ЗАГС никого не ведет. Живет себе как сыч. Ни жены, ни детей.
– Ой, привет, тетя Валя! – выглядывает из своей комнаты Аглая. Младшая дочка Юры и Веры. Одноклассница моего Вадьки. – Как хорошо, что вы пришли. Бабушка хоть поест с вами.
– А мы пирожных купили. Картошку. Как вы любите, баб Зина, – Денис протягивает Аглае коробку с логотипом кондитерской.
– Спасибо, родненькие, – гладит меня по спине Герцогиня. – Пойдем Юрку помянем. И эту… как ее? Надю Свешникову. Они в квартире напротив тебя жили. Помнишь?
Лучше б забыть, конечно!
Глава 16
С Зиной мы засиживаемся допоздна. Она курит, крепко затягиваясь. Утирает слезы и снова вспоминает.
А мне остается только кивать, рассказывать свои версии прошедших когда-то событий, ворошить давно забытое прошлое, вытаскивая на поверхность дурацкие выходки хулиганистой троицы.
Лактомский, Лужан, Чебуков.
– …И тогда Лом поругался с биологичкой, представляешь? – заедаю виски пироженкой. – И они объявили ей войну. Стащили все цветы из кабинета и сбросили с крыши. Как сказал Славка, устроили показательную казнь.
– Идиоты, – вздыхает тетя Зина. Но так по-доброму, любя. – Я потом за эти цветы с зарплаты заплатила, – добавляет с усмешкой.
– О, господи! Почему только ты? У Лома родители нормально получали. У Чебукова тоже.
– Так на самого бесправного обычно все и вешают, – печально улыбается Герцогиня. – Свари-ка нам кофе, Валечка, – встает из-за стола. Снова закуривает.
А когда я поднимаюсь следом, смотрит на меня в упор.
– Давай, рассказывай. Что там у вас с Рембо стряслось?
– Что? Откуда ты знаешь? – охаю в ужасе.
– Да на тебе лица нет, Валя. Просто как ходячий мертвец. Верку мне нашу сегодня напомнила. Она, когда с Юрой разводилась, тоже полуживая ходила.
– Ты знаешь? – смотрю внимательно.
– Нет. А что я должна знать, Валечка? Ты меня утешать приехала, а тебя кто утешит? Неужели разводиться надумали?
– Почему ты так решила? – дергаюсь нервно.
– Ты зареванная ко мне заявилась. Может, кого-то и сможет дурацкий мейкап обмануть, но только не меня. Точно не за Юрой моим убивалась. Значит, своя беда. А еще… – тетя Зина достает турку, банку с молотым кофе. Ставит передо мной.
– Еще? – перебиваю ее я.
– Ну да, – фыркает она. – Ты сегодня весь вечер называешь Рема Ломом. Раньше я за тобой такого не замечала. Даже в школе.
– Он изменил мне, – выплескиваю на хрупкие плечи Герцогини собственное горе. – У него вторая семья. Представляешь? – рыдаю в голос.
– Да ладно! Рем не такой! Он Юрке моему сто раз говорил, что нельзя на сторону ходить. А тот отбрыкивался, как мог, – решительно затушив сигарету, обнимает меня тетя Зина. – Бред какой-то! Ну не реви, – гладит по спине. – Наверняка сплетни бабьи. Специально наговорили. А ты и поверила…
– Нет, у него роман был с Надей Свешниковой. Она ему дочку родила. Лактомская Рената Ремовна. А теперь, когда мать погибла, он девочку ко мне привел. Велел лечить и воспитывать.
– Ой, пи*дец! – в ужасе тянет Герцогиня. Снова закуривает. А я трясущимися руками наливаю в турку кипяток. Ставлю на огонь и сыплю кофе.
– Ну, так она померла, – отмахивается тетя Зина. – Что же, теперь мужика хорошего лишиться? Валь? Ну, сходил один раз. С кем не бывает? Прости его. Наплюй ты на эту Надю. Ты же законная жена. А она кто? Жучка дворовая…
– Не могу, тетя Зина. Просто не могу, – мотаю головой. Жду, когда пенка заполнит все края, оставив «пятачок» в середине, и снимаю турку с огня. – Не могу и не хочу, –