Гардеробная была размером с мою спальню в родительской квартире. Платья, костюмы, белье — все от лучших дизайнеров, все моего размера. Он изучил меня очень внимательно.

Я выбрала простое черное платье и белье. Черный цвет подходил моему настроению — траур по прежней жизни. Мне было страшно. я не знала как вести себя дальше. Не представляла, что происходит с Пашкой. Мой Пашка. Только бы ему не сделали больно.

Когда я спустилась вниз, Джахангир сидел в столовой за огромным столом из красного дерева. Газета в одной руке, чашка кофе в другой. Идеальная картинка семейного завтрака, если не знать, что один из участников здесь против воли.

— Доброе утро, красавица, — он поднял глаза от газеты и улыбнулся. — Хорошо спала?

— Как убитая, — ответила я, и он рассмеялся.

— У тебя хорошее чувство юмора. Это мне нравится.

Он указал на стул напротив себя. На столе были круассаны, фрукты, омлет с беконом, несколько видов джема. Завтрак для короля. Или для узника в золотой клетке.

— Ешь, — приказал он. — Тебе нужны силы.

— Для чего?

— Для жизни. Для меня. Для того, чтобы научиться быть моей женщиной.

Женщиной… Интересно, что он вкладывает в это понятие? Рабыню? Любовницу? Куклу, которая должна улыбаться и раздвигать ноги по первому требованию?

Я взяла круассан и откусила. Во рту было сухо, как в пустыне, но я заставила себя жевать. Нужно поддерживать силы. Для побега. Для мести. Для выживания.

— Расскажи мне о себе, — сказал Джахангир, откладывая газету.

— Что тебя интересует?

— Все. Детство, мечты, страхи. Я хочу знать женщину, которая будет делить со мной постель.

— Ты меня изнасиловал. Это не делает нас близкими.

— Не изнасиловал, — он покачал головой. — Взял то, что мне принадлежало. Разница колоссальная.

— Ничего тебе не принадлежит!

— Ты принадлежишь, — он встал и подошел ко мне. — С того момента, как кончила на моем члене. Твое тело знает, кто его хозяин.

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Проклятое тело действительно откликнулось на него вчера. И продолжает откликаться сейчас, когда он стоит так близко.

— Я замужем.

— За мальчиком. Он играл с тобой в куклы, а я покажу тебе, что значит быть женщиной. Хватит об этом говорить. Скажи спасибо, что я не припоминаю тебе, что ты трахалась с ним в вашу первую ночь! Я, блядь, думать об этом не хочу!

Его рука легла мне на плечо, и я дрожу. От страха. От ненависти. От чего-то еще, что я не хочу признавать.

— Сегодня покажу тебе дом, — сказал он. — Познакомлю с правилами. У меня их немного, но они железные.

— Какие правила?

— Первое — ты не покидаешь территорию без моего разрешения. Второе — ты не общаешься с посторонними без моего присутствия. Третье — ты подчиняешься мне во всем.

— А если я нарушу?

— Тогда твоему братцу будет очень больно, — он сказал это так просто, как другие говорят о погоде. — Очень, очень больно.

В желудке все скрутилось в тугой узел. Пашка. Мой глупый, наивный братишка, который даже не подозревает, во что меня втравил.

— Где он?

— В безопасном месте. Целый, здоровый, но напуганный. Хочешь его увидеть?

Я кивнула, не доверяя голосу.

Джахангир достал телефон, включил видеосвязь. На экране появилось лицо Пашки. Он сидел в какой-то комнате, выглядел усталым, но живым.

— Мил? — голос брата дрогнул. — Ты в порядке?

— Да, Паш. Я… я в порядке.

— Где ты? Рустам сошел с ума, ищет тебя везде. Говорит, что отец…

— Хватит, — оборвал Джахангир и выключил видео. — Видишь? Жив, здоров. И таким останется, пока ты будешь умницей.

— Когда ты его отпустишь?

— Когда буду уверен, что ты меня не огорчишь.

Слезы подступили к горлу, но я их сдержала. Плакать перед этим человеком — значит показать слабость. А слабость в его мире равносильна смерти.

Мужество — это не отсутствие страха. Мужество — это способность действовать, несмотря на страх.

— Пошли, — он протянул мне руку. — Время экскурсии.

Особняк был огромным. Пятнадцать комнат, четыре ванные, библиотека, спортзал, бассейн. Роскошь на каждом шагу — персидские ковры, антикварная мебель, картины в золотых рамах.

— Все это твое, — сказал Джахангир, когда мы остановились в гостиной. — Можешь пользоваться всем, кроме моего кабинета и подвала.

— Что в подвале?

— То, что тебя не касается, — голос стал жестким. — Туда ты не заходишь. Никогда. Понятно?

Я кивнула. В подвале, наверное, его настоящий бизнес. Оружие, наркотики, связанные люди. Или трупы.

— Здесь есть интернет, телевизор, книги. Скучать не будешь.

— А друзья? Работа? Моя жизнь?

— Твоя жизнь теперь здесь. Со мной.

Мы прошли в библиотеку. Стены от пола до потолка заставлены книгами. Классика, современная литература, книги по бизнесу и истории. Неожиданно для криминального авторитета.

— Удивлена? — заметил он мою реакцию.

— Немного.

— Я не просто бандит, Людмила. Я бизнесмен. А для бизнеса нужны мозги, а не только кулаки.

Он взял с полки томик Пушкина, полистал.

— «Я помню чудное мгновенье…» — процитировал он. — Красивые стихи. Правда, Александр Сергеевич не знал, что чудные мгновения иногда приходится отбирать силой.

— Это не любовь. Это одержимость.

— А в чем разница? — он поставил книгу обратно. — Любовь — это тоже форма рабства. Только добровольного.

Мы вышли на террасу. Вид открывался потрясающий — город как на ладони, река вдалеке, горы на горизонте. Красота, которая не могла скрыть уродства ситуации.

— Нравится? — спросил он.

— Красиво.

— Скоро ты поймешь, что красота — это не только пейзаж. Это образ жизни. Это возможность не думать о деньгах, не работать за копейки, не жить в убогой квартирке.

— За это платишь ты?

— Да, я плачу за все это для тебя, — он зажег сигарету. — Ты платишь свободой. Справедливый обмен.

— Не справедливый.

— Справедливость — понятие относительное. Для слабых это оправдание поражения. Для сильных — инструмент управления.

Он затянулся сигаретой, выпустил дым в небо.

— Знаешь, что я думал, когда увидел тебя в камере?

— Что?

— Что наконец-то нашел то, чего искал всю жизнь. Не просто красивую девку. Ты сбежала! Я хотел оставить тебя. На следующий день я выходил из тюрьмы. Ты бы поехала со мной! Ты бы изначально была моей. Королевой рядом с королем.

— Я не хочу быть королевой в твоем мире.

— Хочешь, — он повернулся ко мне. — Просто еще не понимаешь этого. Но поймешь. Со временем.

В его глазах я увидела не только похоть. Я увидела нечто более страшное