— Она, конечно, не подарок, и всякую херню вытворяла и вытворяет, — вздохнул Костя. — Но а если и правда беременна? Отец ведь в курсе, ты для него тоже уже давно как сын.

«Вот он, главный страх. Не крики Миланы, не кулаки Кости. А вот этот тихий, разочарованный голос Павла Сергеевича, который поверил в меня. Который влил в мои проекты не только деньги, но и часть своего доверия. Как я посмотрю ему в глаза?»

— Да не мой это ребенок! — с силой выдохнул я, отчаянно пытаясь убедить не только его, но и самого себя. — Пусть сама отцу объясняет, от кого залет. Я чист. А отношения… Они по кривой шли довольно давно.

Телефон Кости зазвонил, разрезая напряжённую тишину. Он посмотрел на дисплей, и на его лице появилась тень. Подпись: «Отец».

— Отвечай, чего уж делать, — пожал я плечами с показным безразличием, которое мне совсем не было свойственно. Внутри всё похолодело.

Костя смерил меня тяжёлым взглядом, глубоко вдохнул и ответил. Пока он говорил, в голове пронеслись неотвязные мысли. Бегство было невозможно, да я и не мог себе его позволить. Слишком многое заставляло вернуться в Москву. Как минимум два железных аргумента, против которых не попрешь.

Первый и самый неприятный — Милана и этот дурацкий скандал. Нужно было приехать и объясниться. Не ей — ей я уже всё сказал, — а Павлу Сергеевичу. Посмотреть в глаза человеку, который относился ко мне по-отечески, и честно рассказать, как всё было. Бегство сделало бы меня виноватым в его глазах навсегда.

Второй — проект. Его дедлайны висели дамокловым мечом. Инвестиции Павла Сергеевича были не просто деньгами, это было доверие, профессиональная репутация, которую я годами строил. Провалить это значило сжечь за собой все мосты в индустрии раз и навсегда.

— Да, отец. Рядом. Поговорили. Чай пьём. Нет, не наркота. Обычный чай, чёрный, байховый. Сейчас.

Он протянул мне телефон. Моя ладонь была влажной.

— На.

— Добрый день, Евгений, — раздался в трубке спокойный, низкий голос, который заставил меня внутренне съёжиться.

«Соберись, тряпка», — приказал я себе.

— Здравствуйте, Павел Сергеевич.

— Здоровее видали. Ты что это, сынок, такого учудил, что моя доча мне в два часа ночи телефон с воплями и плачем оборвала? — его тон был ровным, но в этой ровности сквозила стальная опасность. — Я ведь человек старый, мне волноваться нельзя.

«Вот оно. Началось. Сейчас надо говорить. Объяснять. Оправдываться. Но как? С чего начать?»

— Павел Сергеевич… — попытался было я вставить, но глава семейства не дал мне и шанса.

— Молчи. Ты где сейчас находишься? — его голос прозвучал тише, но от этого стал только твёрже.

— В родном городе. У мамы проблемы со здоровьем, я срочно уехал.

— Понятно. Слушай сюда, Женя. Ты завтра же садишься на первый поезд или самолёт и возвращаешься в Москву. Ясно?

В горле встал ком. Возражения, что нужно быть с матерью, умерли, не родившись. Он сказал это так, будто уже всё знал и решил за меня.

— Павел Сергеевич, но мама…

— О твоей маме я позабочусь. Создам все условия, лучшие врачи, сиделка. Всё будет. Но тебе здесь быть нужнее. Ты мне должен отчёт по проекту, который завис из-за твоего внезапного побега. И ты должен моей дочери… как минимум, личное объяснение. А ещё, — он сделал паузу, и я почувствовал, как по спине побежали мурашки, — мне позвонил один человек. Очень настойчиво просил тебя найти. Говорит, он тебе отец.

Я замер. Сердце бешено заколотилось. Так он знает. Знает всё.

— Так что собирай вещи, Женя. Ты возвращаешься. У тебя здесь три причины, и ни одной уважительной для отсрочки. Ясно?

— Так точно, — выдохнул я, поняв, что пути назад нет.

— Жду. И, Женя… — его голос смягчился на полтона. — Не подведи. Ни меня, ни себя.

Он положил трубку. Я медленно опустил телефон, глядя в пустоту. Бежать было некуда. Давно пора было вернуться и расставить все точки над i.

Глава 19 — Месть

В груди порхали бабочки. Глупые, настырные, отказывающиеся слушать голос разума. Я ехала на работу, и улыбка сама расплывалась на моем лице. Все из-за вчерашнего звонка. Из-за его голоса. Жениного голоса. Он звонил поздно, почти ночью, голос был уставшим, но таким родным, что щемило где-то глубоко внутри.

«Просто хотел услышать тебя, Ариш», — сказал он. И мы говорили больше часа. Ни о чем и обо всем сразу. Смеялись над воспоминаниями, строили планы, которые казались такими хрупкими и нереальными, что о них даже страшно было говорить вслух. Я ловила каждое слово, каждый вздох, вживляя в память, как заклинание. Он был счастлив. Со мной. И это чувство, это пьянящее, головокружительное ощущение счастья, было таким острым, что почти физически присутствовало и давило своей силой.

Но за этим светом, как неизбежная тень, таилась горечь. Горькое, тошное послевкусие сомнений. Он был там, в Москве. Уехал внезапно, сказав, что «надо разобраться с кое-чем». Какое расплывчатое, удобное «кое-что». Сначала я почти поверила. А потом на меня накатила паника. Он уехал туда, возможно с ней. Милана. Его официальная, признанная всеми невеста. И мой тихий, приватный ужас заключался в том, что я боялась не его измены. Я боялась, что он поедет с ней. Что его «разобраться» — это красивый способ «вернуться к нормальной жизни», к той, где меня нет.

Он не сказал, что всё кончено. Завершил ли он с ней отношения? Или я просто стала удобным побегом на время его кризиса? Эта мысль, как ржавая игла, впивалась в самое сердце моей радости, отравляя её. Я не знала ничего наверняка. И эта неизвестность была хуже любой плохой новости.

Утро было солнечным, и я, поддавшись порыву легкомыслия, поехала на велике. Любимый свитер, ветер в волосах, ощущение, что всё еще можно исправить и вот-вот станет совсем хорошо. Вселенная, казалось, решила проучить меня за эту наивность. К обеду небо нахмурилось, а к концу смены обрушилось на город ледяным, яростным ливнем. Прогноз, как назло, снова солгал. Я стояла у окна салона и смотрела, как потоки воды смывают улицу. Теперь домой предстояло ехать по размытым лужам, промокшей насквозь и злой. Похоже на метафору всей моей жизни в последнее время.

Работа сегодня не клеилась. Две клиентки одна за другой отменили записи в последний момент. «У ребенка температура», «Сорвалась на важное совещание». Знакомые, набившие оскомину отговорки. Я безропотно убирала уже приготовленные лаки и инструменты. Такое стало случаться всё чаще. Я знала корень