— Но потом появились вы с мамой, и он изменился — или изменилось его поведение. Он отказывается от интервью или не делает ничего, что могло бы привлечь внимание к его имени, и он сделал это, чтобы защитить вас от лишнего внимания. Охранники говорят, что он вежливый и спокойный. Они говорят, что он соблюдает устав и не поднимает шума. Он не рассылает письма другим поклонницам, которые признаются ему в любви, что говорит о его преданности вашей матери.

Он сделал паузу, и я поняла, что он ждет моих комментариев. Я промолчала.

— Не знаю, изменила ли его семья или нет. Факт остается фактом: по крайней мере, он принял решение стать другим. И я должен спросить себя, что есть такого в вас и вашей матери, что убийца-социопат так сильно привязался к вам?

Этот вопрос я задавала себе несколько раз. И никогда не находила ответа.

— Полагаю, у вас есть теория, — сказала я, откусывая еще один кусочек от кекса.

— Уверен, что вы видите связь между вашей матерью и его собственной. Они обе оказались в трудном положении. Но одна заботилась о своем ребенке, а другая пренебрегала им, подвергала опасности. Возможно, Екатерина, будучи той самой матерью, о которой он мечтал, успокаивает в нем злого, нелюбимого ребенка. Или, возможно, он видит в ней часть себя — если мои исследования не ошибочны. Они оба жертвы насилия, оба не приняты обществом такими, какие они есть, и оба по-своему ущербны. Возможно, дело в чем-то другом. Не поговорив с вашей матерью и не узнав об их отношениях, очень трудно прийти к какому-либо выводу.

Покончив с кексом, я вытерла салфеткой крошки с пальцев и рта.

— Она не хочет с вами разговаривать, так что вам придется довольствоваться теориями.

— Что касается ваших с ним отношений, Агата, то их тоже трудно понять до конца. Изначально я предполагал, что он считает себя достойным быть отцом, потому что вас обоих отверг один из родителей. Я предположил, что он защищал вас так же, как хотел, чтобы кто-то защитил его — что он в каком-то смысле исправляет ошибку. Андрей, в конце концов, ищет справедливости.

— Но вы больше так не думаете?

— То, как он говорит о вас... это слишком по-отцовски, чтобы быть чем-то настолько банальным. Это нечто большее. В его жизни никогда не было никого, кого нужно было бы защищать, о ком пришлось бы заботиться. Не было никого, кто полагался бы на него в любом смысле этого слова. Без связей люди могут чувствовать себя отрезанным ломтем. Как будто у них нет ценности или причины для существования, — он сделал паузу, его глаза сузились. — Потом с ним случились вы. В детстве вы были уязвимы и не могли позаботиться о себе. Впервые Андрей был кому-то нужен. Маленькому человеку, который теперь полагался на него. Став его дочерью, я думаю, вы дали ему... цель, скажем так? Причину для существования. По идее, он должен испытывать к вам эгоистичную любовь. Но это не так. Андрей заботится о вас ровно настолько, насколько он вообще способен заботиться о ком-то. Его «роль» в жизни теперь не «мститель», а «отец». И это действительно заставляет меня задуматься, сможет ли Андрей жить нормальной жизнью. Жизнью, в которой не было бы навязчивого желания причинять боль. Жизнью семейного человека.

Если бы он сказал такое моей маме, она бы не выдержала. Мама верила, что Андрей сожалеет о своих преступлениях и даже не думает их повторить. Она твердо верила, что мы сможем стать настоящей семьей, если его когда-нибудь выпустят на свободу. А я? Я не была так уверена в этом.

Мне хотелось сказать Никите, что я считаю его неправым; что если его теория верна, то наверняка другие убийцы, которые были отцами и мужьями, смогли бы побороть свои порывы. Но я не сказала ничего. Я была здесь не для того, чтобы поделиться с ним своими мыслями или чувствами. Я была здесь только по одной причине. И эта причина как раз появилась в пекарне.

Глава 12

Я подняла глаза и улыбнулась, когда Герман подошел к нашему с Литвиновым столику.

— Привет.

Он прижался к моим губам легким поцелуем.

— Доброе утро, любимая.

— Герман, это Никита Литвинов.

— Правда? — схватив стул у соседнего стола, Герман пододвинул его и сел.

Положив одну руку мне на бедро, он сказал Литвинову:

— Ты ошивался около моего клуба. Я хотел бы знать, почему.

Никита выпрямился, оправляя лацканы своего пиджака.

— В этом нет ничего незаконного...

— Я сказал, я хотел бы знать, почему, — Герман выжидающе уставился на него.

Литвинов прочистил горло.

— Я хотел поговорить с Агатой. Я подумал, что, возможно, если я обращусь к ней в более непринужденной обстановке, например, в вашем клубе, ей будет легче говорить со мной.

— Это не объясняет, что ты делал возле гаража, — заметил Герман.

— Я не понимал, пока не попытался войти в клуб, что он предназначен исключительно для приглашенных гостей. Я подумал, что можно воспользоваться другим входом.

Он заставил меня вспомнить о другом журналисте, который однажды связался со мной, желая взять интервью. Этот засранец преследовал меня повсюду, не желая отступать. Он не стеснялся стоять возле зданий, в которые я входила, и всегда делал все возможное, чтобы попасть внутрь. К счастью, в конце концов ему надоело, и он вернулся в ту дыру, из которой выполз.

Герман вопросительно поднял брови.

— Ты собирался пробраться в мой клуб?

— Сомневаюсь, что я был первым, — ответил Никита с раздражением.

— Нет, это происходит еженедельно, — подтвердил Герман. — Но от этого мне не легче, особенно когда твоей целью было подобраться к моей женщине.

Литвинов повернулся ко мне, сверкая заинтересованным взглядом.

— Должен признать, меня действительно восхищает то, что вы тяготеете к такому человеку, как Герман Перов.

— Я здесь, — процедил Герман.

Никита растерянно моргнул.

— Я не хотел показаться грубым. Но это восхитительно. Есть некоторое сходство между вами и Андреем...

— Не пытайтесь морочить мне голову, — огрызнулась я.

— Я оскорбил вас, — Никита был искренне удивлен. — Это не было моим намерением. Я был уверен, что вы любите своего отчима.

Герман наклонился вперед, его движения стали жесткими, взгляд — жестоким.

— Мы с тобой должны поставить точки над «и» здесь и сейчас. Ты больше не будешь пытаться приблизиться к Агате — ни в какой обстановке. Ты оставишь ее в покое. Перестанешь звонить и оставлять ей сообщения. Исчезнешь из ее жизни. Если она передумает и захочет поговорить, она