Он опускает телефон и смотрит на меня. В его взгляде что-то вроде вины или сочувствия.

— Только что нашли твоего мужа. Он привёз Алину в больницу, в приёмный покой. С ними пожилая женщина. Ребята уже выясняют, что случилось.

Всё внутри моментально сжимается в ледяной ком. Алина. Доченька моя! Я бросаюсь к двери, моментально выбрасывая из головы другие проблемы.

— Алинка сама шла? — слышу голос брата.

— Да, они вошли в больницу сами. Девочку поддерживали под руки с двух сторон, поэтому ребята и решили, что привезли именно её.

Мы мчимся в приёмный покой на двух машинах. У входа нас встречают трое крепких парней в строгих костюмах — подчинённые Тимура.

— Выяснили? Что случилось? — сразу спрашивает Князев.

Быстрым шагом идём по стеклянному переходу.

— У девушки нервный срыв, её положили под капельницу, — докладывает один из них.

Сердце сжимается так, что перехватывает дыхание.

— Из-за чего⁈ Что произошло⁈ — требую ответа.

Садимся в лифт, едем на четвёртый этаж.

— Подробностей нам не сообщили.

Двери открываются, и мы выходим в холле перед офтальмологическим отделением. Глазное? При чём тут глаза⁈ Я окончательно теряюсь, но тут дверь распахивается, и из отделения выходят Данила и его мать. Без Алины.

— Ну что⁈ Доигралась⁈ Довела ребёнка⁈ — бросается на меня свекровь, как коршун, с трясущимися от ярости губами. — Скажи спасибо, что я договорилась с врачом, а то бы Алиночку в психушку увезли!

Я застываю.

Что она несёт?

При чём тут я⁈

Глава 13

— Минутку, Александра Яковлевна, — слышу за спиной спокойный голос брата. — Вы сейчас намекаете, что у моей племянницы случился срыв из-за того, что она узнала правду про своего папашу?

Я быстро обхожу свекровь по широкой дуге и резко дергаю дверную ручку, но дверь в отделение уже заперта изнутри. Начинаю требовательно стучать костяшками по матовому стеклу.

— Какую ещё правду⁈ — взвизгивает свекровь, и её голос скрипит, как ржавая телега. — Мой сын ничего криминального не сделал! А вот твоя сестра собралась его посадить в тюрьму! Конечно Алина на это бурно отреагировала!

Мои зубы непроизвольно сжимаются до боли в челюстях. Теперь всё ясно как день — Данила, испугавшись тюрьмы и потери денег, специально напугал Алину, чтобы через неё повлиять на меня. Гениально, мерзавцы! И эта старая ведьма ему помогает!

— Так уж и ничего, — раздаётся невозмутимый голос Князева. — Котёхина и Сурков уже дали показания. Есть видеозаписи. Отпереться не получится.

Мой взгляд натыкается на кнопку вызова. Нажимаю — раз, два, три — с нарастающей силой.

— Кто такая Котёхина? Не знаю ни её, ни Суркова! — возмущённо кричит Данила где-то сзади.

Неужели он даже фамилией своей любовницы не поинтересовался? Закатываю глаза, и в этот момент дверь резко распахивается. Передо мной возникает хмурая сотрудница отделения лет тридцати в синих медицинских штанах и коротком белом халате.

— Там моя дочь под капельницей! Мне срочно нужно к ней! — выпаливаю и ловко проскальзываю в коридор. — В какой она палате⁈

— Куда вы⁈ Она спит! — пытается перегородить мне дорогу и вытеснить обратно медсестра.

Или кто она? Я не имею понятия.

— Девушка, — раздаётся за моей спиной бархатный голос одного из людей Тимура, — лучше проводите мать к дочери. Иначе у соответствующих органов появятся вопросы к вашему отделению.

Девушка недовольно хмурится:

— Пусть хотя бы бахилы наденет. Пятая палата в конце коридора.

Я на лету хватаю пару синих бахил из корзины, натягиваю их поверх кроссовок и почти бегу по длинному коридору, пахнущему антисептиком и лекарствами. Распахиваю дверь и застываю на пороге.

Алина действительно лежит на кровати с закрытыми глазами. Рядом стоит стойка с пустой капельницей, игла уже извлечена из вены. В палате больше никого нет.

Тихо подхожу, опускаюсь на хлипкий стул у кровати. Готова ждать хоть до утра.

— Мам… Папу же не посадят в тюрьму, правда? — вдруг раздаётся тихий хрипловатый голос дочери.

Я вскакиваю и буквально падаю на кровать, обнимаю дочку, целую прохладные бледные щёки, глажу спутанные волосы. Они почему-то влажные.

— Никто и не собирался сажать его в тюрьму, — выдыхаю, чувствуя, как по щекам катятся предательские слёзы. — Папа… преувеличил.

— А развод? — Алина хватает меня за руку холодными пальцами. — Про развод тоже? У нас ведь всё будет по-старому?

Медленно поднимаю голову с её груди и смотрю ей прямо в глаза — в эти огромные, полные страха и надежды карие глаза, так похожие на мои.

— Нет, солнышко, тут порадовать не могу. Развод будет, — говорю твёрдо, хотя сердце разрывается на части. — Но ты уже взрослая, должна понимать — так бывает. Никто из нас прямо сейчас не исчезнет из твоей жизни. Поэтому ты не должна так… бурно реагировать.

Алина опускает глаза. Она выглядит уставшей, но спокойной. Никаких признаков истерики. И тут меня осеняет страшная мысль — а был ли вообще этот нервный срыв? Неужели свекровь могла устроить весь этот спектакль, чтобы только надавить на меня?

— Долго мне здесь лежать? — тихо спрашивает дочь, теребя край одеяла. — Я домой хочу…

— Сейчас узнаю, можно ли тебя забрать, — обещаю, нежно поглаживая её руку.

Выхожу в коридор, и меня охватывает ледяная ярость. Если они действительно использовали мою дочь в своих грязных играх… Нет, Александра Яковлевна зашла слишком далеко. Но раз они с Данилой так перепугались, значит, понимают — игра проиграна.

По пути в ординаторскую решаю заглянуть в холл — надо же высказать всё, что думаю, своим почти бывшим свекрови и мужу. Но в просторном помещении с пластиковыми креслами меня ждёт только Тимур. Он сидит на широком подоконнике, закинув ногу на ногу, и лениво листает телефон.

— Алину забираю, — выпаливаю с порога. — Представляешь, очень похоже, что никакого срыва у неё и в помине не было! Она в полном порядке. А где… — оглядываю пустой холл, — где все?

Тимур плавно встаёт с подоконника и подходит ко мне. Его тёмные глаза внимательно изучают моё лицо.

— Мы очень быстро обо всём договорились, Рит. Твой муж…

— Не называй его так, — морщусь, ощущая, как по спине пробегают противные мурашки.

— Ладно, — кивает Тимур. — Этот жалкий трус сейчас собирает вещи под присмотром Артёма. Потом они оформят сделку — твой брат выкупает его долю в бизнесе. Заодно юристы помогут подать заявление на развод через Госуслуги. — Он делает паузу, пристально глядя мне в глаза. — Ты больше не увидишь ни его, ни его мать. Если сама не захочешь.

Не понимаю, что он пытается найти в моих глазах. Боль? Тоску? Сожаление? Напрасно старается — в душе только странное лёгкое чувство, будто с плеч свалилась тяжёлая ноша.

— Спасибо тебе за всё, Тимур, — шепчу. И вдруг совершенно неожиданно для самой себя добавляю: — И да, я согласна взяться за твоё кафе. Теперь у меня полно свободного времени.

Тимур резко поднимает брови, а потом расплывается в такой широкой улыбке, что у него появляются ямочки на щеках.

— Клянусь, сделаю всё, чтобы полностью занять всё твоё свободное время, — обещает загадочным тоном.

И кто бы мог подумать? Говорит — делает. Вот что значит мужчина слова.

Уже совсем скоро в моей жизни не остаётся ни одной свободной минутки — она снова бурлит, играет яркими красками. И на этот раз меня ждут не удары судьбы, а самые настоящие чудеса.

Я становлюсь Маргаритой Князевой. И жду двойню!

Эпилог

Три года спустя

— Ма-а-ся, я не хочу! — раздаётся истеричный крик со стоянки за воротами нашей с Тимуром турбазы.

Мы живём здесь уже третий год. Как только поженились, так сразу и переехали в уютный трёхэтажный коттедж, стоящий особняком от остальных построек. Идеальное решение — дети постоянно на свежем воздухе и работа под боком. Вот и сейчас, оставив наших двухлетних близнецов — Влада и Вадима — с отцом, я направляюсь к воротам встречать кондитера. Он должен привезти образцы свадебных тортов. Моя Алинка выходит замуж. Не успела я оглянуться, как дочь, пожив недолго в нашей городской квартире самостоятельно, съехалась с соседом — тем самым Савелием, который когда-то меня спас. В их отношения я не лезу — парень он достойный, с дочки моей пылинки сдувает, трудяга, да и с Тимуром у них прекрасный контакт.