Макс положила ладонь ему на грудь, чувствуя, как колотится его сердце под ее пальцами, в кончиках которых тоже бился похожий неровный пульс.

– Я разговаривала с Софи на гала-шоу, до… всего этого. Знаю, она разбила тебе сердце, когда опубликовала ту статью. Потом тебе казалось, что она была с тобой только ради сенсационной истории о Барбарани. Но я не думаю, что это так.

Он резко мотнул головой.

– Мне уже все равно, что сделала Софи. Я просто пытаюсь объяснить тебе, почему я был… почему я такой…

– Разочарованный? – Она коснулась его шеи, притянулась ближе, и ее захватил вихрь его участившегося дыхания. Он положил ладони ей на плечи, и большие пальцы скользнули по бретелькам майки.

Но в уголке ее сердца все еще оставался осколок стекла.

– Ты знаешь, что я была планом Б? – спросила она.

Его глаза были полны тем, чего она не ожидала в них увидеть. Не просто желанием, а чем-то большим. Тем, что было необходимо ему, чтобы жить. Но он моргнул, и страсть смешалась с растерянностью.

Она не могла позволить ему приблизиться – осколок только проник бы глубже.

– Это все моя вина. Все. Если бы я не… продавливала так настойчиво версию со Скиннером, мы могли бы раньше догадаться, что задумала Фрэнки. Мы бы связали Эсме, ЭДП и Либби.

– А если бы я не был с Маттео Ла Маркасом, то, может быть, принял пулю вместо Джованни, защищая его. Ты сама сказала – это не моя вина.

– Это другое. – Она почувствовала на губах соленые слезы. В горле застрял ком. – Либби… я поверила ей, думала…

– Думала, она твой друг.

Словно два автомобиля столкнулись лоб в лоб на Тудиэй-роуд, которая в этот миг проходила через нее.

Стекло, кровь и пламя.

Смерть родителей оставила гноящуюся рану где-то в глубине нее – в месте слишком темном, слишком болезненном, чтобы притронуться к нему. Джеки разорвала эту рану еще больше. Но Либби нашла ее, аккуратно обвела пальцами, пробралась внутрь и притворилась, что может залечить и все поправить. Либби выбрала Макс шутом в своем спектакле. Либби – фокусник, достающий кроликов из шляпы и распиливающий себя пополам. Только теперь Макс разглядела фальшивое дно, контрабандиста, спрятанного во втором ящике.

Она ненавидела Либби за этот трюк. Но еще больше ненавидела себя за то, что вообще поверила в магию.

– Она мошенница, – сказал Грей. – Увидела, что тебе нужно, и прикинулась этим. Вычислила твою доброту, преданность и чувство справедливости – и впарила дешевую подделку. Это. Не. Твоя. Вина. – Его пальцы выводили круги на ее плечах, вжигая слова в кожу.

Она боялась, что этого мало, что ей нужны не только его слова, но и он сам.

– Я знаю, – тихо сказал Грей. – Знаю, каково это – думать, что все по-настоящему, а потом понять, что на самом деле…

Макс сделала полшага к нему, и тот запах рождественского подарка, который она старалась не замечать, окутал ее пьянящим облаком.

Она не знала, говорил ли он о человеке, которого считал отцом, или о Джованни, или о Софи. Может быть, о жизни, которую так тщательно планировал, анализировал, выстраивал – с тем, чтобы обнаружить, что все это – тени кукол на висящей простыне.

Но теперь простыня лежала на полу, свет включили, и каждый из них смотрел на свою жизнь под новым углом.

– Макс… – едва слышно сказал он. – Ради всего святого, если ты подойдешь ближе…

– То что? – прошептала она ему на ухо. – Что ты сделаешь?

– Нет… Я не… Тебе нужно уйти. Ты в таком настроении…

– Ты тоже.

– Но я… Я не могу… – Он закрыл глаза, и его руки упали с ее плеч. – У меня нет сил. Рядом с тобой я ничего не могу с собой поделать. И я точно не тот, за кого ты меня принимаешь. Я знаю…

– Ничего ты, глупый, не знаешь. Разве я не показала, что хочу тебя? Только тебя? Сколько еще раз мне спасать твою чертову жизнь, прежде чем ты поймешь, что я…

Она осеклась, внезапно смутившись и поймав себя на том, что едва не повторила те слова, что произнесла в подземелье, держа на мушке Фрэнки. Тогда ей хватило смелости лишь только потому, что она готовилась умереть.

Но это было едва ли не легче, чем то, о чем еще она не спросила.

– Ты хотел, чтобы у тебя с Софи все было по-настоящему?

– По-настоящему не было и быть не могло. Ты не план Б. Ты вообще не план, а чертова молния в чистом небе. Ты сожгла мою жизнь. Мою притворную, серую, лживую жизнь.

– Но ты любишь строить планы.

– Я люблю тебя. – У нее захватило дух, а осколок стекла медленно и безболезненно выскользнул из сердца. – И доверяю тебе. – Его карие, цвета лесной подстилки, глаза встретились с ее зелеными. – Я доверяю тебе больше, чем себе.

Только он мог знать, что это именно те слова, которые ей нужны. Только он знал, что это – последняя деталь, последний ключ, последний патрон в стволе.

Она потянулась к его рту и спустила курок.

45

Макс

Все было не так, как в грязной комнате, и Макс чувствовала это. Теперь между ними не было ничего, и они были самими собой, настоящими, сбросившими экзоскелеты, которые нарастили вокруг себя, чтобы защититься от остального мира.

Теперь были только они двое. Грей знал, куда ее поцеловать, словно какие-то места на ее коже светились, подавая сигнал, что готовы принять его губы. Каким-то образом они добрались до дивана, и она лежала на нем в одних пижамных шортах. Его руки плавно переместились с ее спины ниже.

– Ты сводишь меня с ума, – прошептал он между поцелуями, проводя губами по ее животу. – Ты так прекрасна, что мне больно смотреть на тебя. – Он остановился на тонком белом шраме на правой стороне живота. – Ножевой бой?

– Аппендицит, шесть лет. – Она толкнула его, и он тоже оказался на диване. Вместе они стянули с него рубашку, и она начала осваивать новую территорию. Бег и работа в винограднике определенно не могли сами по себе создать столь совершенные формы. Казалось, все его тело вылеплено по некоему образцу и находится под контролем.

– Какая