Голову подняла не я — какое-то первобытное звериное чутье, инстинкт самосохранения.

— Смотри на меня.

Будто под гипнозом, я подняла глаза. Видела собственное искаженное отражение в стеклах его темных очков.

— Ты вздумала унизить меня прилюдно?

Я едва разомкнула губы:

— Нет.

Ужасно боялась, что он схватит или ударит, но Марко внешне казался невозмутимым. Даже не забывал время от времени вскидывать руку, приветствуя людей.

— Я не спущу ни малейшей попытки пошатнуть мой авторитет. Тем более, тебе. Ты — моя жена. Ты не имеешь права идти против меня даже взглядом. Вдали от чужих глаз можешь делать что угодно, если осмелишься. Но если я замечу на людях хоть один скорбный вздох — ты пожалеешь об этом. — Он облизал губы: — Улыбайся. Мои люди должны видеть, что ты счастлива.

Я сидела, словно замороженная. Тело не слушалось. Я хотела улыбнуться, но не могла, будто была поражена нервная система.

Его огромная тяжелая ладонь легла мне на колено, словно положили булыжник. Марко видел, как я содрогнулась.

— Я велел улыбаться.

Через чудовищное усилие уголки моих губ поползли вверх. Это было похоже на спазм. На гримасу. Я с ужасом чувствовала, как он перебирает пальцами на моем колене, медленно задирая платье. Уже показалась кромка атласа, и рука Марко коснулась моей голой кожи. По-хозяйски погладила, сжала. И поползла наверх, под юбку, обжигая внутреннюю сторону бедра. К счастью, этого никто не видел, но сейчас это было не важно. В ушах запекло, зазвенело. Я не выдержала, попыталась сжать колени.

— Пожалуйста, не надо.

Он не шелохнулся, рука неумолимо ползла выше, с нажимом.

Я дернулась:

— Пожалуйста…

Марко стиснул пальцы так, что я едва не закричала.

— Разве я не могу трогать собственную венчанную жену? Здесь… — Его пальцы поддели белье: — И здесь? Отвечай, София?

Я молчала, нервно сглатывая ком в горле. Его палец терся между ног, и я горела от стыда.

— Отвечай! — он был в ярости. Тряхнул меня: — Ну?

Я едва разомкнула губы:

— Имеешь…

— Не слышу.

Я даже зажмурилась:

— Имеешь.

— Расставь ноги.

Не знаю, как я это сделала. С трудом отодвинула ногу, будто прыгала в пропасть. Не помня себя. Но Марко неожиданно убрал руку. Отвернулся.

— Я не собираюсь ничего вымаливать или просить. Это понятно? Ты моя жена. Ты должна дать все, что я хочу. И когда хочу. Это отныне твой долг. Единственный. Ты меня услышала?

Я дрожащими пальцами оправила юбку:

— Да.

— Очень надеюсь. А теперь — улыбайся.

Глава 9

Мы объезжали Кампанилу почти до самого вечера. Все крысиные углы, где выпивка лилась рекой. Почти везде Марко выходил из кабриолета и пил с людьми. Я оставалась в машине и просто ждала, когда он вернется. Людям до меня не было никакого дела — все выслуживались перед моим мужем. А я молилась только о том, чтобы он напился так, что рухнул замертво. Или хотя бы беспробудно уснул. Но мечты были несбыточными — все знали, что он мог пить бесконечно. Осталось лишь догадываться, какое ракетное топливо надо подать, чтобы он упал.

К дому мы подъезжали уже в сиреневых сумерках. Я никогда не была здесь, видела лишь издалека. Не дом — целое поместье из желтого камня на утесе у самого Разлома, обнесенное высоким забором со смотровыми вышками. Даже сейчас на них стояли вооруженные люди. От аэрокаров была натянута мерцающая магнитная сеть. Все это мало напоминало жилой дом. Скорее, военную базу или тюрьму. Мою тюрьму. И сейчас, въезжая в огромные глухие ворота, я как никогда отчетливо понимала, что за забор он меня не выпустит.

Вся обсаженная кипарисами дорога к поместью и внушительный внутренний двор были подсвечены фонарями, меж которых трепыхались на ветру праздничные гирлянды. Впереди виднелись длинные накрытые столы, за которыми сидел народ. Им велели не ждать новобрачных — пировать. Даже издалека я различила уродливую башню тетки Марикиты рядом с белой пирамидой десерта и маленькое розовое пятно платьица Джинни, сидевшей рядом с пустым местом — с моим местом. Справа светилась разноцветными огнями эстрада, и пел какой-то коллектив, в котором солировал густой женский голос. Артисты были явно с «той» стороны. У нас таких не знали.

Кабриолет опустился на землю. Марко вышел и предложил мне руку. Я не могла ее не принять. Думала, он схватит до ломоты, как в церкви, но все оказалось совсем иначе. Он даже не сжал пальцев и тут же отстранился. Он понимал, что я пойду за ним, как привязанная собачонка, потому что у меня нет выбора, и, кажется, наслаждался этим. Он давно снял свои темные очки, и теперь я снова видела его изуродованное лицо и прикрытый рассеченный глаз. И все равно не могла вообразить, что отныне буду видеть это ужасное лицо ежедневно.

Мы прошли к столу. Здесь собрались самые приближенные люди моего мужа. Все, как один, отпетые мерзавцы, которые, не раздумывая, хватаются за нож или пистолет. Они по-свойски обнимали своего патрона, хлопали по спине, жали руку. В мою сторону лишь учтиво кивали, и я буквально кожей чувствовала стену, которая мгновенно вырастала между мной и этими мужчинами. Для них для всех я перестала быть женщиной — теперь я была женой их главаря. Чем-то, чего лучше никак не касаться. Меня будто вычеркнули.

Я опустилась на свой стул, даже не поднимала головы. Маленькая ледяная ручка Джинни юркнула мне на колени, поймала мою ладонь, легонько сжала в знак поддержки. Джинни чуть склонилась, чтобы это не бросалось в глаза:

— Ты как? — шепот был едва различим за гудением ансамбля и гулом голосов.

Я едва заметно кивнула:

— Хорошо. Все хорошо.

Но хорошо не было, и она это прекрасно понимала. Сжала мои пальцы еще сильнее:

— Он разозлился?

Я даже усмехнулась. Прекрасно поняла, о чем она — о молчании в церкви.

— Да.

— Сильно?

Я снова усмехнулась:

— Разве это теперь имеет значение?

И тут влезла тетка Марикита, которая вдруг решила прочитать мне нотацию о почитании мужа. Но наш разговор она не могла слышать — просто совпало. Она была пьяна в задницу, едва ворочала языком. Ее кошмарная башня покосилась, съехала набок, цветы давно завяли и повисли тряпками. Рядом с ней сидел один из людей Марко. Поджарый мужик лет пятидесяти в расстегнутой до пупа черной рубашке. Но смотрел на нее осоловелыми глазами так, словно толстуха была королевой красоты. И та от меня отстала. Кажется, спать сегодня она будет не одна…

Джинни забрала с моих колен