Вся дорога, по которой я ехала, была украшена безвкусными гирляндами, аляпистыми бумажными цветами и флажками, натянутыми над улицей с крыши на крышу, блестящей мишурой. Порой меня встречали забористыми гитарными аккордами или фальшивой тягомотиной аккордеонов и скрипок. Люди кричали, смеялись, веселились. Несмотря на ранний час, многие уже были изрядно пьяны. На перекрестках и в проулках виднелись накрытые столы и ящики с выпивкой, щедро составленные друг на друга. Марко не поскупился на угощение. Конечно… свадьба хозяина Кампанилы и Черной скалы. Редкое событие.

Кабриолет плавно вырулил на церковный двор, запруженный людьми. Все они будут приглашены на праздничный обед. А самые почетные гости, разумеется, ждали в церкви. Разряженные в пух и прах, само собой, еще трезвые, как стекло. Марко не допустит такого кощунства в святых стенах. Потому и тетке пришлось терпеть.

Джонатан подал руку, и мне пришлось опереться, чтобы выйти из машины. Глаза слепило летним солнцем, белый камень церкви почти светился, горел в его лучах. Я шла к паперти вслед за теткой. Позади семенила Джинни. В ее тонких смуглых руках тоже был букет.

Мы вошли в притвор. Тетка оглядела меня цепким взглядом, нервно поправила вуаль. Оскалилась испачканными красной помадой зубами:

— Ну, все будет хорошо, девочка моя. Ты все знаешь. Как начнутся первые аккорды — ты за детьми идешь по проходу к алтарю, где ждет жених. — Она повернулась к Джинни и погрозила пальцем: — Смотри за ней! Чтобы все было хорошо. Поняла?

Джинни с неохотой кивнула:

— Поняла.

Тетка поправила свою кошмарную башню на голове, воинственно и громко выдохнула и просочилась сквозь двери — занимать почетное место в первом ряду. Как самая близкая родственница.

Мы с Джинни переглянулись, но обе молчали. Слова были не нужны. Она лишь снова сжала мою руку, будто каким-то магическим способом хотела передать мне свои силы. Наверное, мы бы долго так простояли, если бы не оглушительные звуки органа. Мы обе вздрогнули, но времени больше не дали. Я опустила голову, с ужасом наблюдая через тонкую вуаль, как ширится полоска света, как усиливается звук. Джинни пришлось легонько толкнуть меня в спину, чтобы я пошла.

Я едва переставляла ноги, шагая по разбросанным лепесткам, которые раскидывали из украшенных корзинок две маленькие черноволосые девочки. Боялась поднять глаза и посмотреть вперед, чтобы не видеть своего кошмарного жениха. Но смотреть пришлось. И придется впредь до конца жизни. Уже ничего не исправить. Или у меня все же есть мое слово? Слово, которое дает сама церковь?

Я никогда не видела Марко таким. В новехоньком отглаженном сером костюме, белоснежной рубашке. Но мне казалось, будто эту одежду нацепили на разъяренного павиана или оборотня. И его лицо, изуродованное шрамом, стало на этом лощеном фоне еще кошмарнее. Еще заметнее. Еще смуглее, точно закопченное. Он существовал абсолютно отдельно от этого претенциозного костюма, купленного, явно, на «той» стороне. Немногим лучше выглядел и его правая рука Криспин, бывший сегодня шафером. И то лишь потому, что рожа целая.

Священник, отец Франциск, посмотрел на меня с сальной улыбкой, и развел руки, приветствуя присутствующих:

— Мы собрались в храме вместе с Марко и Софией, которые сегодня хотят освятить свой брачный союз. В этот важный для них момент жизни окружим их нашей любовью и нашими молитвами. Вместе с ними будем слушать слово Божие и участвовать в Евхаристии, прося Бога о благословении для молодой пары.

Сейчас начнется месса. Внутри загудело, словно заработал маленький моторчик. Меня бросало из холода в нестерпимый жар, спина взмокла под плотным атласом. Я не слушала священника. Слушала, как неистово бьется мое сердце. Я вставала и поднималась, как того требовал обряд, но не проронила ни слова. Зато все время слышала рядом голос своего жениха, который совершал все эти действия с каким-то маниакальным трепетом. Мне казалось, что сейчас он верил даже больше самого отца Франциска.

Я не слушала, что читал священник в Литургии слова, о чем говорил в проповеди. Я лишь с ужасом ждала того момента, когда буду вынуждена открыть рот, чтобы ответить. И что будет, если я осмелюсь не ответить? И этот кошмарный момент настал.

Мы приблизились к алтарю, встали перед священником. Тот снова приторно улыбнулся, и мне захотелось кричать. Так громко, чтобы все здесь оглохли.

— Возлюбленные Марко и София, вы слушали слово Божие, напомнившее вам о значении человеческой любви и супружества. Теперь от имени святой Церкви я желаю испытать ваши намерения.

Я бы хотела упасть замертво. Прямо здесь. Чтобы эта кошмарная свадьба превратилась в отпевание. Одно лишь короткое слово — и я погибну безвозвратно. Но, не произнеся его, — тоже погибну. Марко никогда не простит такого позора. В ушах зазвенело, и сердце замерло. Точно застыло. Что он сделает? Что сделает, если я скажу «нет» прямо у алтаря? Перед всеми? Прирежет? Или это слишком оптимистичный конец?

Франциск сложил холеные ручки на брюхо, расплылся в подобострастной улыбке:

— Марко, имеешь ли ты добровольное и искреннее желание соединиться узами брака с присутствующей здесь Софией? Хранить ей верность в здравии и болезни, в счастье и несчастье, до конца своей жизни? Имеешь ли ты намерение с любовью принимать детей, которых пошлёт вам Бог, и воспитывать их в христианской вере?

— Да.

Я вздрогнула от звука его голоса, будто в меня воткнули иглу. Разумеется, никто и не ожидал другого ответа. Четко, без тени сомнения. Так громко, чтобы услышала каждая собака в этой проклятой церкви.

Священник развернулся ко мне. Мерзейшая улыбка не сходила с его розового, точно распаренного лица.

— София, дочь моя, имеешь ли ты добровольное и искреннее желание соединиться узами брака с присутствующим здесь Марко?..

Я молчала. Лишь прислушивалась, как сердце отбивает шальные удары.

Один…

Два…

Три…

Глава 7

Повисла такая тишина, что, казалось, все вымерли. Марко шумно выдохнул, сделал едва заметный знак рукой священнику. Отец Франциск растянул улыбку еще шире и немного склонился ко мне:

— София, имеешь ли ты добровольное и искреннее желание соединиться узами брака с присутствующим здесь Марко?

Я молчала. Слышала, как Марко прошипел священнику:

— Продолжай.

Святой отец на мгновение замялся, но, тут же, многозначительно и благоговейно кивнул в мою сторону, будто я едва слышно ответила, и ответ услышал только служитель. Франциск развел руки в стороны, приглашая всех подняться со своих мест, и грянул гимн Святому Духу «О, Сотворитель Дух, приди, и души верных посети». К трубным звукам органа примешался нестройный козлиный хор