Довольный чужак склонил голову к плечу, искоса наблюдая за моими трепыханиями. Он продолжал:

Ты уже практически выгорала, и тебе была нужна немедленная подпитка. Так нельзя! Ты еще слишком юная солария…

— Х–хто⁈ Кто я? — страдальчески сморщилась я, испытывая практически непреодолимое желание исправить его слишком идеальную внешность на более человеческую. Ну там нос на сторону свернуть, глаз подбить, челюсть вывихнуть… и еще пара пустяков по мелочи. Но пока все же воздерживалась от кардинальных действий. — Как ты меня назвал?

— Ты — урожденная солария, моя дочь, — высокомерно вздернул точеный подбородок красавчик. — И ты займешь место рядом со мной в Галактическом Совете Наций, когда придет твое время. Это так же верно, как меня зовут Ахаз!

— Ты спятил, — это все, что я могла с грустью сказать по этому поводу. Замечу, сказать достаточно мягко. Не то, что этот, блин, нарисовавшийся родственник информационной кувалдой по темечку.

И любите его после этого! Да счас! Только подметки солидолом смажу, чтобы отпечаток красивый оставался!

— Я все же твой отец, — сжал зубы мужчина. — Могла бы проявить уважение.

— Чего проявить? — вытаращилась на него я. В лучшем случае, я могла бы к нему проявить то, что ему бы точно не понравилось, но сдержалась и даже попыталась объяснить: — Поверь, даже если бы моя мама привела тебя за руку и клятвенно подтвердила, что ты мой отец, я бы и в этом случае не намоталась бы тебе на шею с радостным визгом. Ты — сволочь, которая бросила мою маму, беременную мною. Такое не прощают.

Ему это явно не понравилось. Гуманоид скривил породистое лицо и собрался меня оборвать.

Но тут Остапа понесло и…

— Ты кто угодно, только не мой отец! — донесла я до него свою непререкаемую точку зрения. — Разве ты утешал меня с разбитыми коленками? Вытирал мои слезы, когда одногодки и старшие ребята меня дразнили безотцовщиной и шлюхиной дочкой? Или ты гордился мной на выпускном? Волновался, когда я отправлялась на первое свидание? Где был ты в это время?

— Рядом, — тихо сказал Ахаз, не пряча глаз. — Я всегда был с тобой рядом. Ведь во все твои значимые события жизни всегда было солнечно… а значит, я был рядом с тобой, дочь.

— Немедленно прекрати меня так называть! — попросила я, сцепляя руки вместе и глядя на него снизу вверх. — Это меня выбивает из колеи. Зови по имени. И если ты случайно не помнишь, то меня зовут Элли.

— Тебя зовут Эллиасия Соларис Первум! — отчеканил почему–то сильно разобидевшийся родственник, которого я упорно не соглашалась признавать. Ну не лежала у меня душа к этому… этому чуждому для меня существу. Смертельно чуждому.

— Пристрелите меня, — посоветовала я ему, осторожно вставая. Чувствовало мое сердце — просто так мы с ним не разойдемся. — Лучше быть мертвой, чем скончаться от удушья, выговаривая чужое имя.

— Это твое имя! — нахмурился Ахаз, и на солнце начали набегать тучки. Вот оно как. — И ты будешь носить его с гордостью и честью!

Как я не люблю эти пафосные призывы к гордости и чести, кто бы знал! Они ничего не стоят сами по себе, но после них остаются горы трупов, и как раз совсем не тех, кто лоснится пафосом! А уж от левых личностей я таких вывертов и вовсе не спущу.

— Это ты так говоришь, — сообщила ему, украдкой разглядывая все вокруг. Чует моя пятая точка, что пути отступления не помешают. Не отвяжется это маньяк от меня по доброй воле. Решил себе сразу взрослую дочь завести — и баста!

— Это твоя генетика говорит! — не сдавался самоуверенный до зеленых папуасов тип, придвигаясь ко мне поближе. Никак решил заключить в родственные объятия? Ну–у–у–у, я, конечно, обнять могу, но потом кто–то будет совсем мертвый и слегка холодный. — Ты и твоя мать так долго отвергали твою природу, что это стало весьма опасным!

— Маму не трогай! — предупредила я, начиная откровенно злиться. Я вообще никогда не любила переход на личности, а уж упоминание о маме — это запрещенный прием! Карается расстрелом через повешенье.

— Да какая теперь разница? — на голубом глазу выдал этот неприлично называемый родственник. — Сейчас ты пойдешь со мной и будешь учиться, как быть соларией и постигать основы своего будущего!

— Покорно? — поковырялась я под ногтями удачно найденной в нагрудном кармане скафа мини–отверткой.

— Что? — не понял меня Ахаз.

— Постигать, говорю, покорно? — разъяснила я мужчине, слегка отодвигаясь.

— Да! — не подумав, согласился с моим предложением собеседник. Добавил: — И прилежно!

— Не по адресу обратился, — поставила я его в известность, кидая в него зернышко и замораживая в пене, после чего пристроила отвертку на место.

Полюбовалась делом рук своих, еле сдерживаясь, чтобы не ткнуть пальцами в сверкающие яростью глаза, и свесилась со скалы вниз, обозревая путь к спасению. Мужик чуть из шкуры от злости не выпрыгивал.

В общем–то я тоже не полыхала радостью.

— А говорил, что всегда был со мной, врун! Если бы ты был, то знал, что я и покорность — понятия из противоположных концов вселенной. Нет, дисциплину я понимаю, даже приказы по делу признаю, но вот покорной овцой пусть кто–то другой подвизается! — И, кряхтя, полезла вниз, стараясь не соскользнуть с отвесной скалы.

Минут через тридцать (на самом деле, а по мне так через пару веков!), рядом со мной на выступе появился этот чудак, вися в воздухе и брезгливо отчищая с кожаной одежды засохшие кусочки пены.

— То есть ты крутой, — сделала я закономерный вывод, стараясь не вцепиться в скалу зубами, потому что пальцы уже начали дрожать от усталости и напряжения.

Этот пыхающий злостью дракон кивнул.

— Но я честно хочу предупредить, что, несмотря ни на что, я никуда с тобой не пойду, ничего покорно принимать не буду и все в таком же духе.

— Будешь, — заверил меня Ахаз, рассматривая меня огненным взглядом.

Как, блин, горячую сковородку в пятую точку вонзил!

— И ты еще спасибо скажешь! Ты хоть представляешь, что выплески энергии соларианки опасны без присутствия рядом походящей пары-поглотителя? Пока ты не проявляла присущих нашей расе черт, мы не беспокоились, и