Музыка закончилась, наступила тишина, в которой наше сбивчивое дыхание звучало еще громче.

Я бросила взгляд на дверь. Она была заперта, но я знала, что если кто-то приложит ухо, то услышит все, что здесь происходит.

– Магнус. – Я повернулась к нему, сев на край стола.

Боль была невыносимой.

Сжав меня бедрами, он отпустил мои волосы. Он не отстранился, наоборот, приблизился. Его грудь вздымалась, и наши лбы соприкоснулись. Он пахнул мужчиной, богом и битвой.

И битва все еще продолжалась. Сражение и пожар отражались в его глазах. Я и раньше много раз чувствовала его борьбу, но продолжала вести себя как эгоистка.

Я была самой дрянной девчонкой на свете.

За последние шесть недель он преподал мне основы крещения и исповеди. А я в свойственной мне манере наотрез отказывалась сидеть в этом жутком деревянном шкафчике с решеткой и исповедоваться в грехах.

Но теперь я чувствовала себя виноватой. Меня тошнило от собственной вины.

И пришло время раскаяния.

Трясущейся рукой я дотронулась до его подбородка.

– Простите меня, Отец, ибо я согрешила. Это моя первая исповедь.

Он затаил дыхание.

– Я пыталась соблазнить священника. – Я облизала пересохшие губы, которые были в паре сантиметров от его собственных. – Это было эгоистично. Мстительно. Я хотела домой и думала только о своих нуждах, не считаясь с тем, что станет с этим человеком, если у меня все получится.

– Что-то еще? – его голос был глубоким, сексуальным и наполненным желанием.

– Я матерюсь и каждую ночь мастурбирую.

– Тинсли… – взревел он.

– Не надо было этого говорить, согласна, – я сделала вдох, словно затягивая в легкие жар его дыхания, его пленительный темный аромат. – У меня много грехов, Отец. И о некоторых из них я жалею.

– Только о некоторых?

– Не буду врать на сей счет.

– Ты редко лжешь. – Его пальцы в прядях моих волос разжались и скользнули к моему подбородку, лаская кожу. – Ты самый честный человек из всех, кого я знаю. Кроме отца Кристиано, конечно.

– Жаль слышать.

– Мне не жаль. Для твоего блага, помолись о покаянии.

– Ладно. – Засунув гордость куда подальше, я посмотрела ему в глаза. – Господи, мне искренне жаль, что оскорбила Тебя…

Я произносила молитву по памяти тоном, в котором не было ни намека на мою обычную насмешливость.

Если бы я могла молиться вот так, когда его рука была у моих губ, а сам он был так близко, чтобы меня поцеловать, я бы перестала жаловаться. Я произносила слова медленно, выдыхая их так, чтобы они никогда не закончились.

Он прикрыл глаза, вслушиваясь, с безмятежным выражением лица, но его тело было все так же напряжено. Он не отпустил меня, не пошевелился. Он держал меня так, чтобы я не сбежала.

Я закончила молиться.

Он открыл глаза.

– Господь милосерден, и прощаю тебе твои прегрешения, во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Когда он произнес аминь, я перекрестилась.

– Иди с миром. – Он поставил сжатые в кулаки руки на стол по бокам от моих бедер.

– Спасибо, Отец.

– Иди, – прошептал он.

– Магнус? – Неуверенная в том, что мне делать, я сидела в клетке из его рук. Он приказывал одно, но язык его тела говорил, что, если я хоть немного пошевелюсь, он схватит меня снова.

– Это не конец. Я не могу… Я не смогу остановиться.

– А если…

– Иди!

От его окрика слова застряли у меня в горле, а тело само повиновалось его приказу.

Мне пришлось со всей силы оттолкнуть его, потому что он не сдвинулся с места. Я протиснулась между столом и его неподвижной, словно стена, фигурой, дошла до двери, вышла в коридор и только тогда обернулась.

Он стоял там же, опершись кулаками на стол, опустив голову. Но его мерцающий голубым огнем взгляд исподлобья был направлен на меня.

Я помедлила.

– Иди, Тинсли. – Пошевелились лишь его губы, а голос стал низким и утробным. – Беги.

И я побежала. Сквозь главное здание, вниз по лестнице, прямо к поляне, я не останавливалась, пока не добежала до убежища опоссумов.

Джейден и Уиллоу не было, но такое случалось все чаще за последние несколько дней. Они куда-то уходили, копались в мусоре в поисках пропитания и возвращались днем отоспаться.

Мысли в голове скакали как сумасшедшие. Я стояла, пытаясь перевести дух. Спрятанная за деревьями от посторонних глаз, я позволила себе коснуться своих ягодиц. И зашипела от боли.

Развернувшись так, чтобы видеть себя сзади, я адрала юбку и оценила ущерб. Он с такой силой порол меня, что я ожидала увидеть рваные раны и кровь. Но ничего такого не было. Кожа покраснела. Сидеть будет чертовски больно, но уже через неделю отметины сойдут без следа.

Он знал, что делал. Он знал и пытался меня защитить. От самого себя.

Что, если его умение обращаться с ремнем оттачивалось не на учениках академии «Сион»? Он делал это раньше. В той жизни.

Его не возбуждали старшеклассницы. Его возбуждало причинение боли. Было у меня подозрение, что жесткий секс был частью его прошлого и отчасти стал его тайной.

Меня пленило, зачаровало, задело так, как никогда раньше. Но я больше не могла соблазнять его. Я не хотела видеть боль и вину на его лице.

Мне нужен был иной план, потому что, черт их всех дери, я не собиралась выходить замуж за того, кого выберет моя мать. Может быть, я вообще не собиралась замуж.

Мама точно так же втянула Китона в отношения с Кларой Блэр. Родство семей Блэр и Константин сделало бы мою мать еще более влиятельной. Но Китон положил конец ее планам.

Если он смог, то и я тоже. По крайней мере, надежда оставалась.

Ноябрьский вечер был достаточно теплым для этих мест. Я натянула кардиган и свернулась калачиком на траве в ожидании Джейден и Уиллоу. Я долго возилась, пытаясь устроиться поудобнее, чтобы не чувствовать боль в ягодицах.

С каждым приступом боли я вспоминала про него. И улыбалась.

Я положила голову на руки и через несколько минут заснула.

В небе прогремел гром, и я подскочила. Ветер метался в древесной кроне, воздух стал холоднее и наполнился каплями дождя. От приближающейся грозы потемнело небо. Да и час был поздний. Я проспала отбой.

Ну что ж, я не в первый раз засыпала на поляне и пропускала перекличку.

Оглядевшись в поисках Джейден и Уиллоу, я испытала укол разочарования. Они не вернулись. Что, если они