Мия

За обедом отсутствовало двое, и я не могла этого не заметить, потому что это были Олли и Мэдди. Огроменный красный флаг. Я попыталась не думать о худшем варианте развития событий.

Изо всех пыталась.

– Ох, господи, Джуд идет сюда! – прошептала Брия, склонившись над столом. – Все, ведите себя по-крутецки.

– Я и так крута, – возразила я, притворившись, что присутствие Джуда не вызывает мерзкие мурашки по всему телу.

Я считала, что это он виноват во всех этих ужасных «шутках», но не могла и предположить, зачем ему это понадобилось.

– Могу я присесть? – спросил Джуд, тряхнув волосами. За ним спешила Гвен. – Кажется, наш столик резко поредел.

Джуд окинул взглядом пустое место между мной и окном, но Брия тут же подала голос.

– Вот, садись рядом со мной. Это место Олли, – усмехнулась она. – Когда он придет в себя, конечно.

– Ага, сомневаюсь, что сейчас Олли в состоянии принимать правильные решения, – рассмеялся Джуд, и я скривилась, внутри все похолодело.

Меня затошнило. Джуд тут же перестал улыбаться и сел рядом с Брией.

– А, прости за это. Я не хотел…

Я махнула рукой, прервав его.

– Да все хорошо.

Я не хотела ничего знать. Не хотела слышать, что он там имел в виду. В прошлом году мне бы такое и в голову не пришло, но потом я увидела, как Олли целует Мэдди прямо у меня на глазах. Он напомнил мне, что он больше не тот человек, которого я когда-то знала. Теперь я вообще не знала, кто он такой.

Над столом повисла тишина. Я принялась представлять различные варианты развития событий, а потом на спину мне опустилась рука. Порезы мои тут же обожгло болью.

– Уверена, они просто разговаривают, – прошептала Тайлер, и я закусила губу, чтобы не выдать себя.

– Не думаю, что у них есть время на разговоры. Последнее, что я видел, – это руку Мэдди на его причиндалах, – произнес Джуд с набитым ртом.

Брия зашикала на него и легонько толкнула плечом.

– Чего? Пусть знает, не так ли?

Это уже слишком. Сначала я узнала про отца, потом упала на стекло, а теперь и это. Сердце мое не выдержит. Я отодвинула стул. Джейк поднялся одновременно со мной.

– Мия?

– Я в порядке, – выдавила я. – Пойду схожу в душ, пока там никого нет, а потом на боковую.

Я обещала Итану не говорить никому про стекло и про то, что я всю ночь провела в медпункте, пока он вытаскивал из меня осколки.

Добравшись до душевой, я обнаружила, что не занята всего одна кабинка. И охранника рядом не было. Та кабинка, в которой я всегда мылась, стояла пустой, и я включила воду, а потом повесила свои вещи внутри. Вокруг меня заклубился пар – дышать стало труднее. Особенно с учетом того, что Олли не было рядом. Потому что он мог быть с кем-то еще.

Я встала под душ и попыталась выгнать из своей головы любые посторонние мысли. Перед глазами замелькали кадры того, что Олли мог сейчас вытворять с Мэдди. Вот поэтому-то я и попросила, чтобы он держался от меня подальше. Но неужели я сама подтолкнула его в чужие объятья?

Мне стоило бороться за него сильнее. Нам нужно было остаться вместе. Все не должно закончиться вот так.

И, если уж быть с собой до конца честной, каждый вдох без него был благословением. Потому что я вообще еле дышала. Я наконец-то его поняла.

Я будто бы призвала его – в зеркале между перегородкой и шторкой появился Олли. С его волос по загорелой коже стекала вода: капли змеились по выцветшим татушкам. Черные штаны его низко висели на талии, и мне стоило бы отвернуться.

Как бы сильно я ни старалась, я не смогла отвести взгляда.

Но вместо того, чтобы представлять его с Мэдди, я вспомнила наши моменты в этой самой душевой. Повисла тишина, нарушаемая лишь звуком бьющей по кафелю воды и моими рваными вдохами. Взгляд знакомых зеленых глаз пронзил меня сквозь отражение в зеркале.

Из глаз хлынули слезы – как хорошо, что я могла спрятать их под душем. Перед глазами все расплылось, но я боялась моргнуть, боялась нарушить эту связь.

Олли развернулся и подошел ко мне. Его босые ноги оказались в моей кабинке, и он занавесил ее за собой, не отрывая от меня взгляда. Не первобытного, полного желания, но немного отчаянного и немного грустного. Одежда на нем промокла – он сделал еще шаг, и между нами осталось всего несколько дюймов. Олли нависал надо мной, и, судя по нашим грудным клеткам, ни он, ни я никак не могли выровнять дыхание. Штаны его пропитала вода, но он не обратил на их тяжесть никакого внимания.

А я не обращала внимания вообще ни на что. Кроме него.

Нам хотелось высказать друг другу столько всего, но слова могут как помочь, так и все испортить. Никто не хотел рисковать.

Олли двигался медленно, неуверенно, следя за моей реакцией и наслаждаясь ею. Его пальцы провели по моим рукам. И даже если бы он больше никогда не коснулся меня, этого оказалось бы достаточно.

Олли склонил голову и мазнул своими губами по моим, а потом отстранился, чтобы как следует на меня посмотреть.

В его глазах сияла борьба, безнадежная и полная надежды одновременно. Только Олли мог разом выражать столько эмоций. Мгновения пролетали сквозь нас, смешиваясь с ударами сердца и нашими движениями.

Я замерла, не в силах разобраться в себе, боясь принять хоть какое-то решение. Но благодаря касаниям Олли сомнения исчезали. Его близость исцелила меня. Выворачивала меня наизнанку с каждой наполненной ожиданием секундой.

Руки Олли провели по моим влажным волосам, и дыхание его сбилось. Я впервые посмотрела на него сквозь воду: вода стекала по его ресницам и губам, челюсть напряглась.

Он словно не выдерживал тяжести всего происходящего – прижался лбом к моему лбу, зажмурился, положил пальцы мне на шею…

Притянул к себе, поцеловал, нависая, отдаляясь, снова притягивая к себе. У меня затряслись руки, слишком уж долго я сдерживалась. Дыхание превратилось в песню, в наш великолепный плейлист для таких вот священных моментов. Но даже тишина может поведать историю, рассказать о желаниях, нуждах… а мы так и будем делить ту самую мелодию.

Форма его губ идеально совпала с моими, из носа вырвался выдох облегчения. Я схватила его за талию, чтобы не упасть, и Олли выдохнул слово, которое заставило меня замереть.

– Мия…

О, сколько в его голосе было эмоций! Олли уперся спиной в кафель и потащил меня за собой. Мы целовались