Вода похолодела, но мы будто бы в огне горели. Этот момент останется в наших душах пламенным воспоминанием – до тех пор, пока мы не воссоединимся вновь.

Наши языки сплелись в медленном, успокаивающем танце: каждое движение прогоняло боль, задевало все нервы. Я выпила воду с его губ, а потом вернулась к нашему танцу – пока один отдает, второй берет. Вкус Олли заставлял кровь петь, а голову – кружиться. Он меня пьянил.

Пальцы мои потянули его за пояс, но он отпрянул назад и покачал головой. Открыл рот, будто бы собираясь что-то сказать, но так же быстро его захлопнул. Олли провел языком по губам, слизывая воду, и поцеловал меня в последний раз. А потом обогнул меня и вышел из кабинки.

Я осталась стоять под душем без движения, пустая и отвергнутая.

Прошло время – не знаю, сколько. Я наконец выбралась из душа, двигаясь на автопилоте. Оделась, высушилась, уставилась на себя в зеркало. Вокруг меня суетились люди, а я чистила зубы, неспособная понимать ни чужие слова, ни свои собственные мысли… пока по интеркому не раздался голос директора Линча.

– Все выходы перекрываются до дальнейшего распоряжения. Повторяю, говорит директор Линч, и Долор закрывается до дальнейшего распоряжения. Прекратите все свои активности и возвращайтесь в комнаты для пересчета.

– Так, выключайте душ, вы знаете, что делать, – прокричал охранник, хлопнув в ладоши, а потом начал указывать людям на выход.

Вокруг меня шумели теории и вопросы, пока я не добралась до своей комнаты.

Итан разбудил меня почти в три часа утра. На этот раз он уже лежал рядом, обнимая меня за талию. Я поняла, что это именно Итан, потому что его щетина щекотала мне плечо. Его теплое дыхание опаляло шею. Тела частенько чувствуют знакомое присутствие еще до того, как увидят, кто же рядом.

Это все шестое чувство, которое говорило тебе, когда бояться и бежать, а когда можно успокоиться и расслабиться в чужих объятьях. У всех оно было, но не все к нему прислушивались.

Мое шестое чувство подтверждало, что Итан, так или иначе, стал бы частью моей жизни. Я просто не знала, какую роль он в ней сыграет. Несмотря на это, я открыла рот и произнесла без особой надежды:

– Олли.

И Итан как обычно со вздохом меня поправил:

– Итан. Все еще Итан.

– Что сегодня случилось? – спросила я, не оборачиваясь.

Итан глубоко вздохнул, и пальцы его сжались на моей талии.

Я не чувствовала стыда из-за наших отношений. Я была за них благодарна. Никто не знал о том, что нас так глубоко связывало, и это к лучшему. Рядом с Итаном не приходилось наши отношения как-то называть, клеить на них какой-то ярлык. Он был моим другом. Моим героем. Моим всем после того, как исчез Олли. И он всегда был рядом, когда я в нем нуждалась. Итан был якорем, удерживающим меня в окружающем хаосе.

Но вот что грустно: если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрала Олли. И Итан это прекрасно понимал, но все же обнимал меня, проводил со мной то время, которое оставалось пережить до окончательного возвращения Олли. Позволял использовать себя так, как мне было нужно. Возможно, Итан тоже по-своему меня использовал.

Мы убивали одиночество друг друга.

– Во втором крыле ученик покончил жизнь самоубийством, – глухо произнес Итан. – Линч хотел убедиться, что все внутри. И заодно расчистить место для полиции.

Я перевернулась и посмотрела на Итана – он убрал с моего лица прядку.

– Ты видел?

Итан кивнул.

– Не хочу об этом больше говорить, хорошо?

Теперь кивнула я, а Итан отвернулся и уставился в потолок. Мозг его, похоже, работал на полную катушку.

Итан видел немало смертей. Он должен был бы уже к ним привыкнуть, но его всякий раз разрывало на части. Итан повернулся ко мне, сжал губы. Мир его снова шатался.

– Подари мне сегодня, – прошептал он.

Я никогда его таким не видела. Интересно, близок ли он был с тем студентом, что покончил с собой?

– Что тебе нужно?

– Мне ничего от тебя не нужно, Джетт. Мне нужна ты сама.

– Хорошо.

Мы лежали в темноте: Итан уткнулся лицом в изгиб моей шеи. Он готов был рассыпаться на куски, но сопротивлялся этому. Мне стоило бы сказать ему, что в этом нет ничего страшного. Плачь, Итан, сердце может держаться лишь до определенного момента.

Но ведь речь шла об Итане.

Его душа была словно вытесана из камня, а сердце его могло бы принадлежать самой смерти.

Он переплел наши пальцы, прижал мою спину к своей груди и крепко обнял.

Доктор Конуэй вошла в класс во время второго урока. Сидевшая рядом со мной Тайлер приподняла бровь, вокруг зашептались.

– Сегодня мы проведем занятие немного не так, как обычно, – объявила мисс Чэндлер, согласно кивнув доктору Конуэй. – Все здесь наверняка знают доктора Конуэй. Сегодня она расскажет о травле и о том, как предотвратить суицид.

Тайлер повернулась ко мне и прошептала:

– Стоит кому-то покончить жизнь самоубийством, и все сразу делают вид, будто это заразно.

Я покачала головой: надеюсь, по взгляду моему она поняла, что я попросила ее держать такие мысли при себе.

Доктор Конуэй прокашлялась, и мы с Тайлер резко подняли головы.

– Это делают люди, от которых ты меньше всего такого ожидаешь, Тайлер. А к такому нельзя относиться спустя рукава, – произнесла доктор Конуэй, а потом обратилась к классу.

Светлые волосы Тайлер рассыпа́лись по ее плечам: она опустила голову, уставившись на столешницу.

Доктор Конуэй заговорила о том, что случилось вечером. Детали опустила, конечно, но все же уточнила, что у Хейдена, уверенного в себе молодого человека, было много друзей. Его никогда не травили, он сам травил других. Внутренняя борьба его была незаметна, и иногда легче убить собственную боль, выместив ее на ком-то другом. Передать другому. Хейден был непредсказуемым, а такие люди всегда представляли для самих себя большую опасность – потому что они не просили о помощи. Но доктор Конуэй все равно описала знаки, на которые стоит обращать внимание. Подозрительное поведение, о котором стоит рассказать.

Но еще существовали такие люди, как Ливи.

– Кто такая Ливи? – прошипела едва слышно Тайлер.

Я указала на доктора Конуэй, призывая Тайлер прислушаться. А сама вспомнила о том вечере, когда Алисия рассказала мне о Томми и Ливи.

Ливи бродила по коридорам Долора сломленной и недоумевающей, совсем как я. А потом обрела себя с помощью Томаса, как я с помощью Олли.

Ливи влюбилась. Ливи была счастлива.

Она планировала выбраться из