– Иди работать, Денвер, – говорю я в дверях.

– Я тебя тоже люблю! – шепчет в ответ брат.

Я и правда надеялся, что уборка сена меня отвлечет. Вот только не учел, каким испытанием окажутся пятнадцать часов в кабине трактора наедине с собой. Осел. Я так переживал, что эта красотка помешает работе других, что не заметил, как сам стал выписывать пьяные зигзаги по лугу. М-да. Какой уж там трезвый ум, если я даже ездить по прямой не в состоянии. Уверен, у Джексона и Денни найдется что сказать по этому поводу.

Просто не думай о ней, идиот! Но как? Иногда я чувствую что-то вроде взаимности. Сесиль улыбается мне, бросает игривые фразы и взгляды. Потом я делаю шаг навстречу – подхожу ближе или беру за руку, как на аукционе, и ее тело сжимается в комок, будто от отвращения.

Снова и снова себе напоминаю: она скоро уедет, надо просто немного подождать. Все меня покидают, даже те, от кого этого совсем не ждешь. Дед, мама, отец, Саванна… Положим, у деда и мамы не было выбора, но папа и Сэв… я сделал все, чтобы их удержать. Без толку. Так с чего вдруг в этот раз будет иначе?

Да уж, прошлый опыт должен меня останавливать, только почему-то не останавливает. «Да ни за что!» – говорю я себе, а потом вижу Сесиль, и меня так захлестывает, что я готов рискнуть еще раз. О, если бы у меня был хоть один шанс завоевать ее, я бы не колебался. Месяц, неделя, да хоть один-единственный день с ней – все лучше, чем до конца жизни кусать локти, не попытавшись. И плевать на неизбежное расставание.

Стоп. Я что, признал, что готов за ней приударить?

Возвращаюсь домой после работы невероятно усталым и вконец разбитым. Последнее, что мне сейчас нужно, – компания неугомонного младшего братца, но этот прохвост следует за мной по пятам, как золотистый ретривер.

– Точно не хочешь пойти? – Отхлебнув пива, Денни закидывает ноги на журнальный столик.

Мы, наконец, завершили второй укос, осталось дождаться, когда трава высохнет и ее можно будет убрать в амбары на зиму. Весна выдалась ранняя и такая мягкая, что, если погода не подведет, мы успеем скосить луга и в третий раз. А значит, прокормим животных своими силами, не тратя лишних денег. По идее я должен сиять от счастья.

– Точно, – ворчу я. – Не желаю его видеть.

Отец любил маму, сильно любил. Ради нее он остался на ранчо. Это мама мечтала, чтобы четвертое поколение семейства Уэллс жило в этих местах, отец же был готов сбежать в тот день, когда ему стукнуло восемнадцать. И в итоге сбежал через неделю после маминой смерти, бросив все на двадцатипятилетнего сына. Плюнуть и растереть бы, но он возвращается сюда дважды в год – седьмого июля, в день ее рождения, и второго октября, в годовщину смерти.

– Кейт готовит рваную свинину. Ты ведь ее обожаешь.

– За один стол с этим козлом меня вкусностями не заманишь, – качаю головой я.

– Дедушке это не понравилось бы. Он мастерил кухонный стол размером со слоновью задницу специально для семейных ужинов.

Пошла тяжелая артиллерия. Мой братец прекрасно знает: хочешь от меня чего-то добиться, упомяни маму или дедушку.

– Угу. А еще ему точно не понравилось бы, что отец сбежал с ранчо, – говорю я вслух, а про себя добавляю: «и от нас».

– А тебе не приходило в голову, что он жалеет о своем отъезде? Потому и возвращается.

Милый, наивный Денни Уэллс!

– Ну конечно, – фыркаю я, допивая пиво. – Иди уже к папочке, Денвер.

Наконец, больно стукнув меня по плечу и прикончив свою банку, он удаляется. Прежде в дни приезда отца я и вовсе покидал ранчо, чтобы даже случайно его не увидеть. Однако со временем я решил, что заслужил право быть здесь, ему не выгнать меня из дома. Так что теперь я просто забиваю холодильник пивом и до утра смотрю телевизор, который и включаю-то лишь дважды в год.

Именно этим я и занимаюсь, когда спустя полчаса рука сама тянется к телефону. Большие пальцы неуклюже блуждают по экрану, отыскивая нужные буковки.

Остин: Привет.

Не проходит и полминуты, как телефон тренькает. Чем, интересно, она занята, если так быстро отвечает? Встаю взглянуть в окно на соседний домик, хотя давно знаю: отсюда видно только крыльцо.

Сесиль: Ого. Я думала, ты пошутил насчет переписки.

Сесиль: Ты вроде должен быть на семейном ужине?

Остин: Не приглашен.

Вру, конечно. Но исключительно из-за назойливости Денни. Джексон давным-давно оставил попытки манипулировать мной с помощью чувства вины. Вообще-то до того, как на свет появилась Одесса, ему тоже было плевать на эти ужины. Теперь же у него есть дочь, и она, видите ли, имеет право общаться с дедушкой. Заслужил ли наш отец право общаться с внучкой – большой вопрос, но решать не мне.

Сесиль: Ой, как невежливо.

Сесиль: Что же ты делаешь?

Остин: Смотрю «Счастливые дни» и пью пиво.

Сесиль: Простите, похоже, я ошиблась номером.

Сесиль: Я думала, что пишу Остину, а вам, наверное, лет семьдесят?

Остин: Смешно.

Сесиль: Хочешь составлю компанию? У меня есть немного еды с ужина. Не могу рассказать, как она ко мне попала. Зато могу поделиться.

Все, кроме нее, знают: в день рождения и день смерти мамы я разговариваю только с братьями. После сегодняшнего выступления Денни уже подумываю, не добавить ли и этих двоих в черный список.

Я не плачу по маме, уже нет, и тем не менее мне нужен этот день. Поэтому волнение, поднимающееся в груди от ее вопроса, пугает. Как, скажите на милость, мы будем общаться? Я и в обычные-то дни рядом с ней превращаюсь в слабоумного, что же будет сегодня?

В общем, надо сказать «нет». Вместо этого я набираю…

Остин: Как ты умудрилась стащить рваную свинину?

Сесиль: И не только. Еще торт… не стану раскрывать подробности в переписке, чтобы не оставлять улик.

Остин: Тогда приходи, расскажешь с глазу на глаз.

Сесиль: Буду через пять минут:) Не включай следующую серию без меня, старина.

Ну вот, я ее пригласил. Кретин безмозглый. Ладони потеют, голова кружится. В панике бросаюсь собирать раскиданные по полу вещи. Слава богу, домик маленький – спальня, ванная и подобие гостиной, в которой помещаются диван, камин да крохотная кухонька. Переодеваюсь в джинсы и рубашку, чищу зубы.

Стоп. Зубы-то я зачем чищу? Соберись, парень, она тебя не поцелует. Глубоко вдыхаю и слышу стук в массивную деревянную дверь.

– Обалдеть! Коврик «Добро