здании, где в столь поздний час почти ничего не происходило.
— Я позвоню тебе, когда вернусь в город, — сказал Реми, явно солгав, поскольку мы были в городе... если быть точным, в центре Сиэтла.
Я откинулся на спинку стула, в котором сидел. Это было не особенно удобно, но, осмотрев квартиру Реми, когда мне впервые удалось в нее попасть, я уже понял, что Реми, похоже, предпочитает функциональность моде или комфорту. Его мебель была из той, что можно купить в любом дешевом мебельном магазине, и хотя она была не совсем новой, но и не походила на подержанную из комиссионного магазина. В его спальне были только матрас и комод, а на маленькой кухне — только основные приборы и несколько кастрюль и сковородок. Его холодильник был почти пуст.
Это могло бы объяснить, почему Реми был таким худым.
— Да, я скажу ему, — заметил Реми, прощаясь с Алексом. По выражению лица Реми я понял, что ему больно лгать своему другу.
Так почему же он это делал?
Ты знаешь почему.
Я покачал головой, прежде чем спохватился.
Нет, я отказывался в это верить. Судя по информации, которую мне удалось собрать за последние несколько часов, Реми вел тихую, комфортную жизнь в течение двух лет с тех пор, как переехал в Сиэтл из Чикаго. У него была хорошая работа в местной охранной фирме, и, судя по тому, что я видел сегодня днем, он был частью большой группы мужчин и женщин, которые считали себя семьей, несмотря на то, что лишь немногие из них на самом деле были родственниками.
Я отбросил страх, что встреча со мной каким-то образом ударила по нему. Это был просто еще один слой вины, с которым я не был готов справиться.
Но я также знал, зачем я здесь на самом деле.
Я пришел не для того, чтобы извиниться перед ним за то, что я сделал, потому что не было никакого способа извиниться за нечто подобное.
Я разрушил его жизнь.
Мой брат, Вон, пытался убедить меня в обратном, но я знал правду. Я обещал спасти его, но не сделал этого. Я выбрал спасение другого ребенка, а не его.
И в итоге я уничтожил их обоих.
Я не позволял своим мыслям переключиться на моего сына, Джио, потому что был просто не в состоянии справиться с этим прямо сейчас.
Я даже не мог смириться с тем фактом, что Реми был Билли и что мальчик, которого, как я думал, я больше никогда не увижу, стоял прямо передо мной.
Ему было лет тринадцать или четырнадцать, когда я видел его в последний раз. Информация, которую мне удалось собрать о Реми с помощью моего частного детектива за последние несколько часов, была в лучшем случае обрывочной, но ясно было одно.
Он так и не вернулся домой.
Я знал это только потому, что официально Реми стал известен всего два года назад. Ему был выдан новый номер социального страхования, и в его документах не было никаких упоминаний о каком-либо прошлом. Его кредитная история и трудовая книжка были составлены всего два года назад, и ни в одном из тех небольших документов, которые удалось найти моему детективу, не было ничего о родителях или семье. Обычно я поручаю кому-нибудь из своих братьев провести такое исследование, но мне определенно не хотелось объяснять Кингу, Кону или Лексу что-либо о Реми и почему я пытаюсь собрать о нем информацию.
Вон единственный, кто знал, что я сделал с Реми — он же Билли — восемь лет назад, когда попал в мир, который до конца не понимал… мир, в котором детей продавали в сексуальное рабство.
Реми был одним из таких детей.
Мой сын, Джио, тоже.
Я пытался найти Джио, когда встретил Реми. Я считал, мне очень повезло, что удалось получить доступ к группе секс-торговцев, которая украла моего ребенка, но когда меня привели в старый фермерский дом в нескольких часах езды к западу от Чикаго, я понял, что найти моего сына и вернуть его домой будет не так-то просто.
Но я был в отчаянии и понимал, что мой единственный шанс найти Джио — это сыграть в эту игру. Только я не понимал, какую цену мне придется заплатить, пока не вошел в грязную, темную, почти пустую комнату с односпальной кроватью.
Я также не понимал, что не мне одному придется за это расплачиваться.
Повесив трубку, Реми просто уронил телефон на пол. Вход в квартиру был устлан ковром, поэтому он почти не издавал звуков. Я видел, что молодой человек взволнован.
По-настоящему взволнован.
Его трясло от каких-то эмоций, с которыми он столкнулся.
Я чуть не рассмеялся над этим… как будто это был вопрос. Как будто я не знал точно, с чем, блядь, он имел дело.
Он переживал из-за того, что столкнулся с человеком, который обещал спасти его, но бросил на произвол судьбы.
Ты знаешь, как долго я, блядь, ждал, когда ты вернешься за мной?
Должно быть, я издал какой-то звук, вспомнив боль в его голосе, когда он задал мне этот самый вопрос сегодня днем, потому что Реми замер, а затем повернулся и посмотрел в мою сторону. В той части квартиры, где я сидел, было темно, но его взгляд остановился прямо на мне.
Я ожидал, что он что-нибудь скажет или хотя бы включит свет во всей квартире, чтобы видеть меня, но он этого не сделал. Вместо этого он уставился на стену перед собой, затем медленно снял сумку и бросил ее на пол рядом с телефоном.
— Ты опоздал, — мягко сказал он. — Примерно на восемь лет. — Он прислонился к двери, так что его лицо все еще было обращено к стене. В его голосе звучала покорность судьбе, и все волнение просто исчезло, пока не осталось совсем ничего. Он перевел дыхание и сказал: — На самом деле, восемь лет и четыре месяца...
-...три дня, шесть часов и тринадцать минут, — закончил я за него.
На мгновение он удивленно взглянул на меня, но затем его эмоции улетучились.
— Кто такой Джо? — спросил я.
Реми издал тихий смешок, затем повернулся лицом ко мне. Он протянул правую руку, чтобы включить свет.
— Что? — сухо спросил он, и его губы растянулись в подобии довольной улыбки. Но это была неестественная улыбка. — Ты беспокоишься, что у меня не все в порядке с головой? — спросил он, указывая на свою голову.
Упоминание о его психическом здоровье прозвучало слишком близко