– Рафаэль. – Голос Грея отозвался эхом, словно последние слова человека перед повешением.

Из-за барной стойки вынырнула темная голова.

– Хоук.

Макс удивленно подняла брови.

– Хоук? – пробормотала она.

Грей сделал вид, что не услышал.

– Может, поговорим?

– Или к смерти приговорим? – вклинилась Макс. Грей недоуменно посмотрел на нее, а у бармена губы дрогнули в улыбке. – Извините. Думала, мы рифмуем.

Грей продолжал смотреть на нее, как бык, которого вот-вот выпустят из загона.

– Хорошее предложение. – Рафаэль кивнул другому сотруднику, высокому светловолосому парню, показавшемуся ей знакомым.

– Форест, cinque minuti[10].

Да, точно. Форест Валентайн. Год назад именно на его подбородок наткнулся кулак Луки Барбарани. Макс порадовалась, что ее нейронные связи не затухли за проведенные в тюрьме полгода. В статье Кингсли фотография Валентайна соседствовала с фотографией Луки. Что еще Кингсли говорила о нем? Что-то о какой-то яхте?

Рафаэль вывел их из ресторана через стеклянную дверь под пристальным, раздевающим взглядом Фореста.

За углом балкона, где сходились стеклянные перила, океанский ветер вцепился в Макс холодными зубами. Грей снова засунул руки в карманы плотно облегающей кожаной куртки.

Рафаэль снял свой дорогой плащ и протянул Макс. Ей почему-то показалось, что он хочет, чтобы она повесила его на вешалку.

– У тебя губы посинели, – сказал он.

– Ничего страшного, – отмахнулась она.

– Я настаиваю. – Он накинул плащ ей на плечи.

Если Макс думала, что видела уже все убийственные взгляды Грея, то она ошибалась. Сейчас лицо его приняло такое выражение, что если бы ей не было так невероятно холодно, она бы рассмеялась.

– Спасибо.

Теперь, когда ее основные потребности, находящиеся в самом низу пирамиды Маслоу, были удовлетворены, она смогла оценить стоящего перед ней мужчину.

В интернете она не нашла никого по имени Рафаэль. Может, он из Ла Маркас? С виду итальянец – густые темные брови, вытянутое лицо и широкий щетинистый подбородок. Оливково-черные волосы выбриты по бокам, стильный пробор – ему это шло. Он был немного ниже Грея (как и большинство нормальных людей), стройный, с черными и золотыми кольцами на длинных пальцах.

– Чему обязан таким удовольствием? – со снисходительной улыбкой спросил Рафаэль, обращаясь к Макс, но перед этим бросив быстрый взгляд в сторону Грея. Макс имела опыт работы под прикрытием и знала, как вести себя с такими парнями. Тот подход, который она применила к Грею, здесь не годился. Если она представится Рафаэлю копом, толку от этого не будет никакого. А вот закутаться в его плащ и откинуть назад волосы – совсем другое дело.

– Я подумал, что ты сможешь кое-что нам объяснить. – Грей широко расставил ноги, как делают парни, когда хотят отлить или пытаются занять побольше места и показать, кто здесь главный.

Рафаэль сделал то же самое.

– К той студентке в реанимации я никакого отношения не имею.

И что дальше? Макс старалась прочитать что-то на лице Грея, но оно словно застыло. Как и лицо Рафаэля. И Земля в эти мгновения.

– Барбарани не делают порченое вино.

– А Ла Маркас не принимают самоубийственных решений в бизнесе. Семья Джованни уничтожает его репутацию гораздо успешнее, чем кто-либо со стороны.

Макс вспомнила статьи о Луке и Фрэнки. Джованни определенно хотел наказать сына унижением на аукционе.

– Не понимаю, как падение Барбарани может быть угрозой для Ла Маркас. Разве они не соперничают в бизнесе?

Грей посмотрел на нее так, словно она присела на корточки и обделала итальянские мокасины Рафаэля.

– Вы знакомы с концепцией взаимного гарантированного уничтожения? – негромко спросил Рафаэль.

– Я видела «Оппенгеймер».

– Ла Маркас и Барбарани делят рынок, – вмешался Грей. – Между ними есть определенное понимание, а в чем оно заключается, это не наше дело.

– Но если Барбарани сами себе пустят кровь, – сказал Рафаэль, – все будут искать нож у Ла Маркас.

– Спасибо, что напомнил, ради чего я здесь.

Неправда. Макс уже поняла, что он хочет от Рафаэля больше информации относительно скомпрометированного вина. Причина понятна: студентка в реанимации, слухи о порченом вине… Вот только фиксер Барбарани был не из тех, кто требует ответов. Он относился к тем, кто их получает.

Рафаэль ничуть не смутился.

– Раз уж на то пошло, не познакомишь меня со своей… э…

– Макс, – представилась она, не дожидаясь, пока Грей заведет свою любимую песню, какая она противная и отвратительная. Прислонившись к стеклу, она наблюдала за глазами Рафаэля. У мужчин это называется «скрытая проверка в режиме “стелс”»: смотреть не глядя. Но теперь на ее стороне были и кусачий ветер, и топ с жемчужинками Неллы Барбарани.

– И кем ты приходишься Грейсону Хоуку? – Рафаэль тоже знал все уловки. Подбородок опущен, ресницы вниз, на губах кривая усмешка.

– Мой охранник, – прорычал Грей.

– Барбарани выделили тебе личную охрану, Грейсон? Но не для того же, чтобы сопроводить сюда? Неужели ты настолько неспособен о себе позаботиться?

– Она будет в патруле на представлении. – Вид у Грея был такой, словно он вот-вот взорвется от распирающей его ярости. Оказывается, для этого совсем немного надо.

Приятно знать, что я не одна такая.

Рафаэль хмыкнул и прислонился к стеклянным перилам. Макс стало не по себе, когда она увидела, на какой они высоте, а под ними – океан деревьев карри. Она никогда не любила высоту.

– И все же из-за чего Барбарани так беспокоятся, а, Грейсон? Тратят столько денег на тебя, Джетта, теперь вот на Макс – их ведь можно было бы потратить с большей пользой?

– Это что за конское ржание. – Грей сложил руки на груди. Поза демонстрации силы. Макс едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. – Так мне стоит беспокоиться из-за Ла Маркас завтра вечером?

– Конское ржание? – насмешливо возмутился Рафаэль. – Это я, по-твоему, конь?

Макс рассмеялась. Рафаэль выпрямился.

– Я кое-что слышал. Люди шепчутся…

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Ты, Хоук, всегда слышишь, как кто-то шепчется, я прав? Но в последнее время я стал думать, что это ты сам шепчешь… добрая старая Со…

Дальше все случилось в мгновение ока. Как удар молнии. Треск. Вспышка. Так быстро, что Макс даже не все увидела. Грей прижал Рафаэля к стеклянным перилам, и вся сцена напоминала схватку двух пиратов за верховенство на корабле. Дело было не в преданности семье Барбарани. Вспышку вызвала чисто мужская ярость. Уязвленная гордость.

– Тебе не стоит заканчивать это предложение, – прорычал Грей.

– Неужели? – Рафаэль лениво вскинул идеально оформленные брови, как будто