черная кожаная куртка, на голову наброшен капюшон, скрывающий его лицо.
За одно мгновение холодный пот прошибает меня.
– Твою мать, – вырывается у меня.
Я узнаю его.
Видимо, все это время он был где-то рядом. Где-то рядом с Ким.
Несколько кадров показывают, как он медленно приближается к мониторам. Его рука в кожаной черной перчатке тянется к проводам. После этого запись прерывается.
– Это единственное видео, которая сохранилось, так как запись производилась на внутреннюю память камеры. Все остальные жесткие диски с записями были похищены, – сообщает ведущий. – Мы будем продолжать следить за развитием событий, а теперь переходим к следующим новостям…
Словно прикованный к одному месту, я не могу пошевелиться. Мое сердце гулко бьется.
Так, значит, Гроссы не разыгрывали спектакль. Он действительно всех убил.
Мои нервы напряжены, глаза лихорадочно бегают по телевизору, пока я пытаюсь разобраться в увиденном.
Чей труп был в машине экстренной помощи? Все ли в порядке с Десмондом?
Мысль прокручиваются в голове бешеным вихрем, я пытаюсь взять себя в руки.
– Чудесный день, не правда ли? – раздается справа от меня голос.
Повернувшись, я вижу пожилого мужчину чуть выше меня ростом. Ему около пятидесяти лет на вид, но несмотря на его возраст он в отличной физической форме. Его седые волосы коротко по-военному острижены. На нем темно-синяя джинсовая рубашка, поверх которой коричневая кожаная жилетка, и джинсы. В руках он держит черную ковбойскую шляпу.
– Отличный, – сквозь зубы выдавливаю я, надеясь, что он отвалит от меня.
– Я тебя здесь не припомню, – говорит он, его взгляд полон любопытства.
– Мы приехали сегодня ночью, – неохотно отзываюсь я.
– Ты тут надолго или проездом? – спрашивает он, и я стискиваюсь челюсть.
Черт возьми, сколько можно…
– Какая тебе разница? – гаркаю я.
Он отступает назад, словно я монстр из фильма «Чужой». Мне не хочется быть истеричным куском дерьма, который орет в очереди на других, но эти новости…
– Это обычное любопытство, – осуждающе говорит незнакомец. – Не надо так реагировать.
После этого он обращается к продавцу:
– Сколько калорий в этом пирожном? Он приготовлен на масле или маргарине?
Следующие несколько минут он засыпает девушку вопросами, пока я выбираю пиццу и несколько булочек с корицей для Ким. Подхожу к кассе, вынимаю бумажник и достаю оттуда…
Черт возьми, нет.
Этого не может быть.
У меня нет ни одной чертовой купюры.
У меня. Нет. Денег.
– Двадцать один девяносто пять, – говорит кассир.
Двадцать один девяносто пять.
День назад я не задумывался о таких цифрах. Но сейчас у меня не хватает, чтобы купить выпечку. Я не могу расплатиться картой и снять с нее деньги. Готов поклясться, Гроссы отслеживают любой денежный перевод на моих счетах.
Каким-то чудом я натыкаюсь в кармане куртки на десятидолларовую купюру. Это все, что у меня осталось после покупок в Коссе. Все оставшиеся деньги лежат в сумке, которую утащил с собой Лэдд.
– Черт, я забыл карточку дома, – сочиняю легенду.
– Ничего страшного, вы можете занести позже, – дама на кассе игриво улыбается. – Я работаю до восьми вечера.
Мне кажется, или она нерешительно добавляет в конце «сладенький»?
Внезапно у кассы рядом со мной появляется тот самый любопытный дед.
– Флора, какие-то проблемы? – интересуется он.
– Нет, все в порядке.
– Ты что, не можешь оплатить? – пожилой мужчина хмуро пялиться на меня.
Какое ему дело? Он может просто отстать от меня и заниматься своими привычными делами? Читать газету, печь кексы, строить глазки девушкам? Или чем там еще занимаются старики, вроде него?
– Слушай, что ты ко мне привязался? – я сердито кошусь на него. – Отвали от меня.
Я не успеваю отреагировать, как он хватает меня за плечо и изо всех сил выкручивает руку, прижимая к прилавку. Раздается женский крик, пока перед моими глазами загорается фейерверк, как на День независимости.
Острая и резкая боль вспыхивает в ребрах с новой силой.
– Зачем ты сюда заявился, если у тебя нет денег? – спрашивает старый ублюдок.
Надо отдать ему должное. Ему удалось застать меня врасплох и схватить одним из излюбленных приемов полиции. Так вышло, что я хорошо это знаю на собственном опыте. В прошлом меня так часто выводили копы из клубов.
Я пытаюсь вывернуться, но он давит на мою согнутую руку ногой, отчего перед глазами снова сыпятся звезды.
Какого хрена?
– Кто ты, мать его, такой?
– Меня здесь называют шерифом, – отвечает он.
– Малкольм, что ты делаешь? – боковым зрением я вижу, как Гарри поднимается из-за стола. – Оставь парня в покое.
– Ешь свою лазанью дальше и не указывай мне, что делать, – огрызается старый ублюдок.
Он начинает лазить по моим карманам, и я сжимаю кулаки от ярости. Я не пес, которого можно лапать. И скоро переступлю через свои принципы не бить стариков. Я готовлюсь отбросить этого придурка с себя, но в следующую секунду он приставляет пистолет к моему виску.
Какого хрена?
Если этот ублюдок шериф, то я Пресвятая Дева Мария.
– Что ты делаешь? – рычу я. – Это вообще законно?
– Я здесь шериф тридцать лет. Все, что я делаю, законно. Я и есть закон, – заявляет он.
Он давит на мою руку, и я морщусь от боли. Втягиваю воздух, ребра болезненно ноют. Убрав пистолет, он продолжает рыскать по моим карманам.
– Мне не нравится, когда ублюдки, вроде тебя, неожиданно появляются в моем городе.
Он добирается до кармана, куда я убрал кольцо для Ким. Ярость переполняет мою грудь, когда он вытаскивает коробочку и ставит ее на стол передо мной. Я пытаюсь вывернуться и схватить кольцо, но этот придурок вновь прижимает к виску пистолет.
– Отвечай быстро, у кого ты его стащил?
– Это мое.
– У тебя есть чек?
– Ты больной? Кто в наше время носит с собой чеки?
– Я всегда ношу с собой чеки, – он давит дулом на мой висок. – Хочешь, чтобы я поверил, что ты не можешь расплатиться за гребаные булочки, но носишь с собой кольцо за десять тысяч?
Я рычу. Этот придурок дважды облажался.
Во-первых, у меня на карте столько денег, что хватит купить это долбаное кафе.
Во-вторых, кольцо для Ким не может стоить десять тысяч. Не хватает, как минимум, еще одного нуля в стоимости бриллианта Cartier.
Но откуда этому тупоголовому кретину об этом знать?
– Пошел ты, – огрызаюсь я.
Он сильнее выкручивает мою руку, и я не могу больше пошевелиться. Боль, как дрель, простреливает спину и плечи.
– Малькольм, отпусти его! – слышится крик Гарри. – Ты что, не видишь, что сейчас сломаешь ему руку? Давай я заплачу за его выпечку…
– Я сказал, чтобы ты не указывал, что