– Послушай, я терпела до последнего. И сделала, что должна была.

– Я бросил пить, – перебил отец.

Я молчала, рассматривая узор на бежевой салфетке. Интересно, она когда-нибудь была белоснежной или изначально ее сшили из материала столь отвратительного для салфетки цвета? Будто ее давным-давно не стирали…

Я знала, к чему он клонит. Естественно, он приехал меня забрать. Но перед этим он покажет, что изменился. Постарается меня убедить. Скажет: «Я ведь остался совсем один». «Не бросай меня, как твоя мать». «Я не вынесу этого». «Ты мне нужна». И так далее. Я все это знала. Я также знала, что мне станет его жаль.

– Я лечился, – добавил отец.

Молчание с моей стороны продолжилось. Мне не хотелось поддерживать этот разговор, неминуемо ведущий к ссоре. Я всего лишь хотела отсрочить момент, когда мы начнем кричать друг на друга и бросаться вещами. Уже сейчас мне хотелось вылить на него лимонад и уйти. Но сделать этого было нельзя. Все-таки он мой отец.

– Ты поэтому мне не звонил все это время?

– Сара…

Вздохнул и замолчал. Нечего ему было на это ответить. А может, и было, только он не хотел оправдываться. Не хотел выглядеть жалко. Я его понимала.

– Я знаю, зачем ты приехал.

– Сара, поехали домой. Я же знаю, тебе с ними гадко живется.

– С кем?

– Ну как же… – скривился отец, – с Гвен и ее новым мужем.

Ну конечно, подумала я, откуда ему быть в курсе.

– Па, ты очень многого не знаешь.

– Прости меня за тот случай. – Он меня не понял и продолжал о своем. – Прости. Я сам себе этого никогда не прощу, но ты – прости. Мне будет хоть немного легче.

Как он может требовать от меня того, на что сам не способен? Я почти поднялась, чтобы уйти, но его взгляд остановил меня.

– Поехали домой, умоляю тебя.

– Уотербери – мой дом.

– Неужели ты помирилась с матерью?

– Послушай. Отец. Слушай. Ты ничего не знаешь. Ничего.

Каждое слово давалось мне с трудом.

– О да, дети всегда так говорят. Особенно повзрослевшие.

– Я давно с ними не живу.

– В смысле?

Я не ответила. Мне просто не хотелось. Он не заслуживает, чтобы я сидела и пересказывала ему в течение нескольких часов, сколько всего успело со мною тут случиться и как сложилась моя жизнь, пока он там… что он вообще делал? Наверное, был занят великими свершениями, раз обо мне вспомнил только сейчас. Даже не связался с бывшей, чтобы задать пару вопросов. Я взглянула за окно, увидела Гектора, и мне полегчало.

– Уезжай, – коротко посоветовала я вместо всего, что собиралась сказать. И что обязательно сказала бы, будь я прежней Сарой.

Напротив сидел чужой человек. Он осматривал свою дочь с недоумением.

– Сара, я лечился, и все это всерьез.

– Если ты себя никогда не простишь, с чего ты взял, что я могу это сделать?

– Я долгое время был в изоляции от мира, – продолжал отец, словно и не заметил моих слов.

– И теперь я должна вернуться в Солт-Лейк-Сити? Потому что ты больше не пьешь? А твои друзья? Они тоже не пьют? Они лечились? В соседних с тобою палатах?

– Они мне больше не друзья, – с нажимом заявил отец. – И они не на свободе.

Тут я поняла, что меня вот-вот прорвет и яд польется наружу. Хорошо, поехали. Есть вещи, которые просто необходимо проговорить, иначе они разорвут тебя.

– Ты валялся в отключке, совершенно пьяный. И ничего не мог сделать, чтобы меня защитить. Мне пришлось спасаться от них самой, – зачем-то напомнила я, хотя не собиралась воскрешать тот вечер детально и мучить нас обоих. В особенности его.

– Не надо.

– Нет. Надо. Тебе очень надо услышать это от меня, причем самыми жестокими словами. Еще бы чуть-чуть, и они… они могли сделать со мной что угодно. Покалечить. Убить. А ты бы даже не проснулся там, в своем кресле на первом этаже. Заваленный чипсами. Залитый пивом. Как ты можешь звать меня обратно? Как ты смеешь? Очнись уже: твои дружки хотели меня изнасиловать, и у них почти получилось!

– Сара, мне жаль. Мне очень жаль. Но так вышло. Все уже случилось, я не могу исправить прошлое. Хочу забыть его и обеспечить тебе безопасное будущее. Ничего действительно ужасного так и не произошло. И больше никогда не произойдет. Я обещаю.

Это вывело меня из себя, я с трудом промолчала.

– Так где ты живешь? Почему не у Гвен и Патрика?

– Патрик – ублюдок. Он угрожал мне рукоприкладством. Я сбежала оттуда. Но, судя по твоей логике, ничего ведь не случилось. Я могла бы оставаться жить у них. И тогда бы Патрик вволю порезвился со мной.

– Что ты имеешь в виду? – Отец побледнел.

– Гвен ничего не знает. Точнее, отрицает. Она считает его безобидным. А меня лгуньей.

– Патрик угрожал тебе?

– Послушай, почему бы тебе просто не вернуться в Солт-Лейк-Сити? – наверное, со стороны это звучало как издевка, но он ее заслужил.

– Сара!

Я нарочито беззаботно отпила лимонада и вновь глянула наружу. Гектор смотрел прямо на нас, даже не скрывая волнения. Его взгляд настаивал на том, чтобы я сейчас же пришла к нему. Или он сам придет к нам. Что-то в нашем диалоге его настораживало, хотя он даже слов не слышал. Видимо, у меня все на лице написано.

– Я больше с ними не живу. Но ты не мог и задуматься над тем, что моя жизнь здесь сложилась иначе, чем ты предполагал. И мне, как всегда, пришлось справиться со всем самой. Никого не оказалось рядом.

– Сара, зачем ты так?

– Пап, я рада, что ты больше не пьешь. Но уезжай домой.

– Тебе не нужна моя помощь? Деньги? Где ты живешь?

Я не горела желанием отвечать на все эти вопросы. Просто хотела, чтобы он встал и уехал.

– Я очень по тебе скучаю, – признался он и опустил глаза. Вот оно, финальное оружие.

– Пап… У меня тут все в порядке. Правда. Мне не нужна помощь. Честно говоря, я привыкла обходиться без нее. Так уж вы меня с Гвен воспитали. Пока были заняты собственными дрязгами.

– Ты испытываешь какие-нибудь трудности? Я могу помочь тебе материально?

– Я останусь в Уотербери, – заявила я, как обычно игнорируя его вопросы. Странно, что сейчас его это не раздражало, как раньше.

Но тут случилось непредвиденное: к столику подошли дети. Мальчик и девочка. Их лица сразу показались мне знакомыми, но