На Гранж Пул Драйв на нас обрушились подкалывания и изощренные шутки пилотов и механиков. Они искренне радовались такому повороту событий, хитрыми взглядами окидывали нас с Гектором и сообщали, что еще раньше нас обоих догадывались, к чему дело идет. Соулрайд и я смущенно улыбались, не зная куда деться от доброй иронии общих друзей. Особенно ехидным был Генри, он рассказывал всем, что, если бы не текила, которую он нам предложил на свой день рождения после купания в бассейне, мы с Гектором еще бы долго воротили друг от друга носы.

И только Билл молчал. Зато взгляд у него был говорящий – обвиняющий, уличающий меня в чем-то. Хартингтон был недоволен тем, что я, пользуясь его дружелюбием (если это было оно), проложила себе дорожку на Гранж Пул Драйв и сошлась с его соперником. Желтый ощущал себя частью «коварного плана», жертвой моей расчетливости. Он, а не Гектор должен быть рядом и обнимать меня. Видимо, его собственный план оказался не таким уж результативным и продуманным, как мой.

Постепенно Уотербери (исключая единичные случаи) начал привыкать к тому, что мы с Соулрайдом повсюду появляемся рука об руку – вместе едим, отдыхаем, гуляем; катаемся на машине, из которой на всю громкость играет Iron Maiden или Def Leppard, одинаково любимые обоими; посещаем вечеринки, зачастую ради реакции окружающих вырядившись во что-нибудь нелепое вроде пляжных шорт, полувоенных сапог и свитера, и обязательно – бейсболка и очки, даже если на улице ночь. Нам нравилось выглядеть как двое сумасшедших и ловить на себе взгляды недоумевающей публики.

Совсем недавно эти двое порознь представляли собой вполне адекватных людей, а теперь они вместе, и это какое-то безумие: они неудержимо творят глупости и радуются этому! Да, мы радовались. И да, мы были сумасшедшими. Потому что любили друг друга. Потому что больше ничего для счастья не требовалось, кроме как открывать глаза по утрам. И мир казался не таким уж поганым местом.

16. Это совсем другое

– Я еще никогда не видел его таким счастливым.

Мы с Тревором сидели на трибунах и наблюдали за тренировкой. Сам пилот не принимал в ней участия, потому что на днях повредил ногу, упав с лестницы. Но даже травма не мешала ему просто появляться на Гранж Пул Драйв, где он привык проводить бо́льшую часть своей жизни. Здесь практически текла его кровь, все жизненно важные и мыслительные процессы.

– Серьезно?

– Да. То есть я имею в виду, Гектор… он же всегда веселый и жизнерадостный, шутит и пышет энергией. Ну ты знаешь его. Только один раз я видел его злым и разбитым: на той вечеринке, когда он узнал, что ты не пришла из-за него. Но теперь вы вместе, и он… воодушевлен как никогда прежде. Одного взгляда в его сторону достаточно, чтобы сказать: да, у этого человека есть все, и каждый вздох ему в радость.

– Приятно это слышать. Спасибо, Тревор. Я только одного боюсь…

– Чего ты можешь бояться? – удивился пилот, прищурив большие карие глаза с густыми темными ресницами.

Я уже пожалела, что решила поделиться откровением, но довела начатое до конца.

– Что потеряю его. Стану ему не нужна. Знаешь, ведь это – Гектор. А я – это всего лишь я. Какая-то приезжая из Солт-Лейк-Сити. Пылинка, которую может легко сдуть ветер перемен. Вдруг завтра он проснется и поймет, что я ему больше не нравлюсь? Что он вполне может обойтись без меня. Что он… банально ошибся. Обознался. Остыл.

– Откуда такие мысли? У вас с ним какие-то проблемы?

– Нет, все прекрасно. Но до моего появления Гектор считался… – я замялась, подбирая слово.

– Бабником, да?

– Спасибо, что произнес это вместо меня.

– Сара, ох, Сара. Да ты радоваться этому должна! Прикинь в уме, ты же умная девочка: мужику тридцать лет. Прежде чем встретить тебя, он здорово нагулялся. В его возрасте всех уже начинает тянуть на спокойствие и серьезные отношения, появляются мысли о семье. Ты, можно сказать, приехала на готовенькое. Менять девушек каждую неделю до смерти надоедает. Особенно таким, как Гектор, а я-то его знаю! И вот тут и наступает момент, когда мужчина может влюбиться. По-настоящему. В кого-то, кто, как он думал, даже не в его вкусе. Не то что бы я намекаю, будто у тебя внешность непривлекательная, ты не подумай. Нет, Сара, ты очень даже… – Тревор жестами изобразил, что именно ему во мне нравится, заставив меня отвернуться со смущенной улыбкой. – Я понимаю, почему Соулрайд глаз на тебя положил. Да и не только он, если уж говорить прямо.

– Что ты имеешь в виду?

– Да то. Не будь среди нас Гектора, кто-то из ребят уже встречался бы с тобой. Поверь на слово.

Я покраснела. Мимо промчался болид шестьдесят третьего, временно оглушив нас и обдав волной горячего воздуха.

– Например?

– Мужская солидарность не позволит мне этого выдать. – Тревор развел руками, поднял брови, как бы извиняясь. – Но ты хороша собой, пусть и иначе, чем девчонки, которые ходят на Гранж Пул Драйв, чтобы поглазеть на гонщиков, а не на сами гонки.

Мы, не сговариваясь, повернули головы туда, где сейчас сидели несколько таких болельщиц. Одна подкрашивала ресницы, другая не отрывалась от экрана телефона, третья посасывала молочный коктейль. Тревор печально вздохнул.

– Хорошенькие, но по большей части пустые. Они ни черта не смыслят в гонках, у них нет спортивного интереса, но все равно они сюда приходят. Настырные хотя бы. Думаешь, одна из них могла бы, рискуя жизнью, спасти других людей?

– Не знаю. Я и о себе так не думала. Может, и могла бы.

– Сомнительно, – поморщился Тревор. – А ты просто скромница. И это одна из твоих лучших черт.

– Я не скромница. Просто в стрессовых ситуациях люди могут вести себя не так, как привыкли. Экспертное мнение.

Мы помолчали, наблюдая, как на пит-стоп подъехал сорок второй, вылез и коротко махнул нам, не снимая синего шлема. Мы махнули в ответ. Запах выхлопных газов, горячего асфальта и нагретой резины автомобильных шин насыщал воздух поздней весны – теплый, густой, разливающий в душе умиротворение,