Даже во время приема пищи трудно было молчать. Накупив еды, мы стали искать подходящее место, где можно позавтракать в столь раннее время, когда большая часть заведений закрыты или работают только навынос. Гектору сразу приглянулся закуток между широкими ступенями какого-то административного здания и перилами примыкающего к нему музея. Уотербери был пуст и безлюден, среди бетонных стен в этой части города сновал прохладный ветер, но наступающий день обещал быть теплым.

Совершенно одни, мы ютились на просторной площади, ели и разговаривали. Ветер ворошил нам волосы, трепал одежду, а мы переглядывались и загадочно улыбались, делясь едой и напитками друг с другом. Это было самое необычное, что я делала за последнее время, но рядом с Гектором невозможно было чувствовать дискомфорт.

– Скажи, зачем ты тогда приехал к больнице? Откуда знал, что я сбегу?

– Я не знал. Просто приезжал туда каждый день после аварии. Зайти не решался. И вот – мне повезло. Ты сама появилась снаружи.

– Каждый день? Ты сейчас серьезно?

– Абсолютно.

– Но ради чего?

– Хотя бы взглянуть со стороны. Я ведь понимал: ты не захочешь со мной общаться. И на беседу не очень надеялся. Но одно я знал точно: мне нужно увидеть тебя. Вживую, а не обгоревшее тело без сознания на экране. Ты смотрела тот репортаж?

– Нет. Мне было не до того. Да и не хотелось снова видеть себя в том состоянии, в каком меня доставили в госпиталь.

– Признаться, когда я увидел это, мне так поплохело, что я присел, – поведя бровью, Гектор с содроганием закатил глаза, вспоминая свои впечатления.

– Это было не слишком приятно, – пережевывая хрустящие наггетсы, я уставилась вдаль. – А кстати, ты что, каждый день привозил с собой еду на случай, если удастся заманить меня в машину?

– Только последние два дня. Доверился интуиции.

– То мясо было самым вкусным в моей жизни. А я тебя так и не поблагодарила за него. Как и за спасение от журналистов. Только наговорила всяких глупостей.

– Да и я хорош. Недомолвки до добра не доводят.

Мы помолчали, и в этом молчании было больше смысла, чем в любых словах.

– Знаешь… До аварии я не представлял, как много ты для меня значишь. Слышал разное о тебе. Часто наблюдал за тобой на Гранж Пул Драйв. Незаметно, как мне казалось. Пытался понять, кто ты. Зачем приходишь на тренировки. Почему я тебе ненавистен. Какие у тебя могут быть цели. То есть я думал, что в любой момент могу просто забыть о тебе, будто тебя и не было, например, если ты покинешь Уотербери. Я был уверен, что ничем к тебе не привязан и особого интереса не испытываю. Но этот сюжет в новостях… спасенные дети, твое обгоревшее лицо, дымящаяся груда металла, бывшая автомобилем… Все это испугало меня. Но и расставило приоритеты. Один твой поступок оказался куда более весомым и… показательным, нежели все гадости, которые я о тебе слышал на протяжении многих дней. И тогда я понял, что, вне всяких сомнений, ты хороший человек. И, что важнее, ты личность. Как бы плохо ты ко мне ни относилась. Еще я понял, что обязан произвести на тебя хорошее впечатление. Уладить, исправить тот неизвестный мне факт, из-за которого я мог быть неприятен такому достойному человеку, как ты. Мне не давала покоя мысль, что между нами произошло какое-то недоразумение, а я его даже не заметил. И в этом вся причина.

Я помолчала, решаясь, признаться или нет.

– Ты прав. Причина была. Я ненавидела тебя за то, что ты не замечаешь меня и никогда не заметишь. За толпы девушек вокруг тебя. За славу, из-за которой к тебе не пробиться. Я ревновала. Чувство собственности пожирало меня. Было трудно вынести то, как относится к тебе Уотербери, частью которого я стремилась стать. Особенно женская половина. Меня раздражала твоя непринужденная харизма, животный магнетизм, недоступность. Все, что так нравится не только мне. Я злилась на себя, не веря, что мое сердце выбрало такого неподходящего человека, чтобы так сильно полюбить. Я имею в виду – такие как ты никогда не обращают внимания на девушек вроде меня. Мешает слишком плотная стена красоток. Загораживает, знаешь, обзор. Иными словами, я отдавала себе отчет, что шансов у меня нет. И потому еще больше злилась. Если ты не можешь стать моим, значит, я сделаю все, чтобы тебя возненавидеть.

– Интересная тактика. В тот день, когда ты впервые пришла на Гранж Пул Драйв… ради кого ты пришла? – сколько надежды в голосе. Он явно боится услышать ответ, нервничает.

– Меня пригласил Хартингтон. Но механик предупредил меня, что его не будет. И я осталась. Мазохистское желание посмотреть на тебя было сильнее.

– Тебе было так больно видеть меня?

– Не больно, но… хотя в какой-то степени и больно, да. Я теряла контроль над собой. Очень этого не люблю. К тому же был один раз, когда я видела тебя, а ты меня не заметил. Вот тогда я и напиталась истинным отвращением к обожаемому пилоту.

– Когда это было? Что такого я делал? – забеспокоился Гектор, прекратив жевать. В зеленом взгляде притаилась тревога.

– Мне до сих пор противно вспоминать. Это было поздним вечером на Перл-Лейк-Роуд.

– О нет.

Соулрайд сразу понял, о чем я говорю, так что продолжать не имело смысла, и я умолкла, с интересом наблюдая за его реакцией. Он скривился, будто припомнил нечто постыдное, отложил еду в сторону и спрятал лицо в ладонях. Взъерошил рыжие волосы, виноватым взглядом посмотрел на меня в просвет между пальцами.

– Я понял, о чем ты. Дерьмо. Не представляешь, как мне стыдно. Я в тот вечер надрался так, что почти ничего не помню. И вел себя соответственно. Сара, я… вот же идиотское совпадение. Ты, должно быть, в это не поверишь, и я тебя пойму. Обычно я так себя не веду. Но почему-то именно в тот вечер… именно тогда. М-да. Как назло. То, что я вытворял там, вовсе не похоже на меня в естественном состоянии. Как многое ты видела?

– Достаточно, чтобы понять, как и с кем ты проведешь ночь, – с отвращением ответила я, припомнив события того вечера.

– Ох, черт… Мне жаль. Еще никогда прежде я не был настолько мерзок сам себе, как сейчас. Теперь понимаю, почему ты меня невзлюбила. Наверное, решила, что это мой