Что-то не так.

Тороплюсь смыть пену с волос, но дыма становится все больше. Он проникает в легкие, вызывая кашель. Начинает кружиться голова.

Что происходит?!

Паника нарастает. Дым становится гуще, видимость ухудшается. Я задыхаюсь, не могу нормально дышать.

Нужно выбираться. Срочно.

Добираюсь до двери в предбанник и рывком открываю ее. Дыма здесь еще больше. Он валит изо всех щелей, из-под дверцы печи. Что я натворила? Что я сделала не так?

Кашляю, задыхаюсь, пытаюсь добраться до выхода на улицу. Ноги подкашиваются, в глазах темнеет. Дым заполняет легкие, не дает дышать.

Нет, нет, не сейчас!

Не сейчас, когда у меня такие планы! Когда я наконец решилась на что-то важное в своей жизни!

Хватаюсь за ручку двери, ведущей во двор. Тяну, но сил почти не осталось. В голове гудит, перед глазами плывут черные пятна.

Каро, не сдавайся. Никогда не сдавайся.

Последним усилием я открываю дверь и делаю шаг на улицу. Свежий воздух наполняет мои легкие, но уже слишком поздно. Ноги окончательно подкашиваются, и я падаю…

И тут кто-то подхватывает меня. Сильные руки обнимают за талию и поднимают в воздух, как будто я невесомая. Я чувствую запах — тот самый, мужской, знакомый…

Богдан.

Хочу что-то сказать, объяснить, что это случайность, что я не хотела устраивать пожар, что я просто хотела помыться и стать красивой для него…

Но сознание ускользает, последнее, что я помню, — его голос, встревоженный, но такой родной:

— Каролина! Каролина, черт возьми!

А потом — темнота.

Ну вот, Каро. Вместо соблазнения — больничная палата. Или того хуже.

Браво тебе. Просто браво.

Глава 20 Богдан

Меня точно кто-то проклял!

Несу Каролину на руках через двор, а мое сердце колотится так, будто я не тридцатитрехлетний здоровый мужик, а какой-то астматик, только что пробежавший марафон.

Руки дрожат.

Дрожат!

Богдан Лукьянов, прошедший через десятки спецопераций, который никогда — никогда — не терял самообладания даже под пулями, сейчас трясется, как школьник на первом свидании.

А все потому, что эта чертова королева чуть не угробила себя в моей бане.

И она голая. Совершенно голая.

Всевышний, дай мне сил!

Мокрая кожа скользит под ладонями, пропахшие дымом волосы щекочут руки. Ее грудь прижимается к моей грудной клетке, и даже сейчас, когда она без сознания, когда я не знаю, жива ли она вообще, мой проклятый член реагирует на ее близость.

Лукьянов, ты законченный извращенец.

Девчонка едва дышит, а ты думаешь о сексе. Браво. Медаль тебе за человечность.

Но я ничего не могу с собой поделать. Ее тело — теплое, мягкое, идеально женственное — лежит в моих руках, как дар судьбы. Как награда за все годы одиночества. А я… я схожу с ума от желания.

Сосредоточься, придурок! Ей нужна помощь!

Опускаю ее на траву подальше от дымящейся бани, сам встаю рядом на колени. Каролина лежит неподвижно, глаза закрыты, губы приоткрыты. Дыхание едва заметное, но есть. Слава богу, есть.

Искусственное дыхание. Массаж сердца. Базовые навыки.

Я проходил курсы по оказанию первой помощи, знаю, что делать. Но почему у меня трясутся руки? Почему я не могу сосредоточиться?

Потому что это Каролина, идиот. Девчонка, которая уже свела тебя с ума!

Убираю мокрые волосы с лица. Кожа бледная, но теплая. Проверяю пульс на шее — слабый, но ровный. Наклоняюсь ниже, прикладываю ухо к ее груди. Сердце бьется.

Она жива. Жива.

Облегчение накатывает волной, но тут же сменяется паникой. А что, если она отравилась угарным газом? Что, если ей нужна больница? Ближайшая в сорока километрах, а на трассе на въезде в город точно пробка…

Не думай об этом. Делай то, что умеешь.

Откидываю ее голову назад, приподнимаю подбородок. Зажимаю ей нос, накрываю ее губы своими и делаю вдох. Ее грудь поднимается — хорошо, дыхательные пути свободны.

Еще вдох. Еще. Губы Каролины под моими такие мягкие, такие…

Твою мать, Лукьянов! Не сейчас!

Но я не могу этого не замечать. Не могу не чувствовать тепло ее кожи, вкус ее губ. Даже сейчас, когда я пытаюсь спасти ей жизнь, мое тело предает меня.

Кладу ладони ей на грудную клетку и начинаю делать непрямой массаж сердца. Тридцать нажатий, два вдоха. Тридцать нажатий, два вдоха. Механически, как нас учили.

Но под моими руками ее грудь, упругая, идеальной формы. И я чувствую, как кровь приливает к паху, как член напрягается в джинсах.

Что со мной не так?

За всю службу, за все операции со мной такого не случалось. Даже когда приходилось оказывать помощь красивым женщинам — а такое случалось, — я оставался профессионалом. Делал свое дело, не отвлекаясь на глупости.

А тут… тут я схожу с ума. От страха, от желания, от всего сразу.

Еще вдох.

Я накрываю ее губы своими и вдыхаю воздух в ее легкие. На мгновение у меня возникает безумное желание углубить этот поцелуй, проникнуть языком в ее рот, почувствовать ее вкус…

Больной ублюдок.

И тут она кашляет. Громко, хрипло, выталкивая из легких дым и копоть. Стонет, морщится, но глаза по-прежнему закрыты.

Слава богу.

Облегчение настолько сильное, что у меня подкашиваются ноги. Она жива. Дышит сама. Все будет хорошо.

Но почему я все еще дрожу? Почему сердце продолжает выпрыгивать из груди?

Потому что ты влюбился, дурак.

Нет. Не влюбился. Это просто… инстинкт. Желание защитить. Мужская потребность спасать слабых и беззащитных. Не более того.

Тогда объясни себе, придурок, почему у тебя стоит?

Каролина снова стонет, ее ресницы дрожат. Медленно открывает глаза.