Замираю.

Ее пальцы легко, почти невесомо касаются уголка моих губ, убирая крошки. Но это прикосновение — как удар током. Меня пронзает волна возбуждения такой силы, что я буквально каменею.

Два года. Два года я не чувствовал ничего подобного. А тут простое прикосновение ее пальцев — и все мое самообладание летит к чертям.

На несколько мгновений я оцепенел, не дыша и не двигаясь. А потом резко откашлялся и отшатнулся, как будто она меня ударила.

— Что? — удивленно спрашивает она, убирая руку. — Я просто… у тебя была крошка.

Крошка.

А я чуть не кончил в штаны от одного прикосновения к губам. Браво, Лукьянов. Ты официально признанный извращенец.

— Будешь чай? — спрашивает она, не замечая моего состояния. — Есть что-нибудь вкусненькое?

Вкусненькое.

В ее понимании вкусняшки — это, конечно же, круассаны и тирамису. Но у меня такого нет. Есть только пряники, которые я покупаю раз в полгода и тут же забываю о них.

Хочу встать и сам включить чайник, но понимаю, что мое положение безнадежно. Каролине не десять лет, она прекрасно поймет, что у меня между ног. Бугор в штанах заметит даже слепой.

— Сама включи, — бурчу, кивая на чайник. — И там, в шкафу где-то, пряники есть. Достань.

— Пряники? — она подпрыгивает на стуле, как ребенок. — Господи, сколько же лет я не ела пряников! Обожаю пряники!

И тут она встает. Делает несколько шагов к чайнику, щелкает кнопкой. Чайник начинает гудеть, а она направляется к шкафу.

Тянется к верхней полке.

Зачем, зачем я положил их на самую верхнюю полку?

Потому что я идиот, вот почему. Потому что я не думал, что когда-нибудь буду сидеть здесь и пожирать глазами женщину в короткой футболке.

Каролина встает на цыпочки, тянется вверх, и футболка задирается. Обнажая ягодицы. Загорелые, округлые… идеальные. И полоску красного купальника, которая просвечивает между ними.

Да твою же мать!

Сглатываю так громко, что кажется, это слышно на соседнем континенте. Член дергается в штанах, требуя освобождения, а я сижу как парализованный и пялюсь на ее попку.

Это издевательство. Чистое издевательство.

— Не достаю! — сообщает она, продолжая тянуться. — Ты что, великан? Кто вообще ставит еду так высоко?

Тот, кто не рассчитывал делить кухню с мини-богиней в красном бикини.

— Сейчас, — хриплю, встаю.

Большая ошибка. Огромная. ОГРОМНАЯ!

Потому что, когда я встаю, эрекция становится очевидной для всех и каждого. Но делать нечего — она так и будет подпрыгивать у шкафа.

Подхожу к ней, встаю сзади. Мой рост позволяет легко достать пачку пряников, но для этого мне нужно почти вплотную прижаться к ней. Я чувствую ее тепло, запах — что-то цветочное, женское. У меня кружится голова.

Я тянусь за пряниками, и моя грудь касается ее спины. Она замирает. Я тоже. Мы стоим так несколько секунд, не дыша, я чувствую, как мое возбуждение упирается в ее ягодицы.

Она это чувствует.

Конечно, чувствует. Член твердый, как камень, а она прижата к нему спиной. Такое невозможно не заметить.

Хватаю пряники и отстраняюсь так быстро, будто она радиоактивная. Бросаю пачку на стол и отхожу к окну, отвернувшись от нее.

Молодец, Лукьянов. Теперь она точно знает, что ты озабоченный маньяк.

— Спасибо, — тихо говорит Каролина.

В ее голосе что-то странное. Он изменился, стал более… хриплым? Или мне кажется?

Оборачиваюсь. Каролина стоит у шкафа, смотрит на меня. В ее глазах что-то новое. Не страх, не отвращение. Что-то другое.

Интерес?

Нет, показалось.

Но мой член так не считает. Он напрягается еще сильнее, готовый разорвать все преграды. А я стою у окна, как последний дурак, и пытаюсь успокоиться.

Холодный душ. Мне нужен еще один холодный душ.

— Богдан? — Каролина наливает две чашки чая, подходит ближе, держа в руках мою чашку. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? Мне кажется, ты горишь.

Как я себя чувствую?

Я на грани срыва. Готов швырнуть ее на этот стол и показать, насколько хорошо я себя чувствую. Готов разорвать эту чертову футболку и вылизать каждый сантиметр ее кожи.

А потом засунуть в нее свой член и трахать до потери сознания.

— Да, — цежу сквозь зубы. — Просто… просто иди отдохни, Каролина, ты наверняка устала.

Она удивленно моргает, как будто я дал ей пощечину. Затем кивает и ставит чашку на стол.

— Хорошо. Но чай и пряники я возьму с собой.

Берет все, что ей нужно, идет к двери, останавливается на пороге.

— Богдан?

— Что?

— Спасибо. За то, что разрешил остаться. Я… я ценю это.

И уходит. Оставляет меня одного на кухне с возбужденным членом и мыслями, которые лучше не озвучивать.

Хватаю чашку и делаю большой глоток горячего чая. Обжигаю язык, но мне все равно. Боль отвлекает от другой боли — той, что распирает мои штаны.

Что я наделал?

Я оставил ее здесь. Рядом с собой. В доме, где кроме нас никого нет. Где она каждый день будет ходить в этих коротких футболках и купальниках, сводя меня с ума.

Я не выдержу.

Неделя — максимум. Потом я отвезу ее в город, посажу на автобус и забуду, как страшный сон. Потому что, если я этого не сделаю, случится то, чего не должно случиться.

Я сорвусь.

И трахну ее до потери пульса. А это будет ошибкой. Потому что она не такая, как я думал вначале. Она не просто избалованная принцесса. В ней есть что-то настоящее.

И именно поэтому я должен держаться от нее подальше.

Потому что такие девушки, как она, заслуживают принцев, а не озлобленных на весь мир отставников.

Допиваю чай, убираю со стола, мою посуду. Иду работать по хозяйству, чтобы отвлечься.

Мне бы пережить эту ночь.

Господи, дай мне сил.