в его объятиях, блаженно счастливая. Мне больше не нужно бежать. Больше не кажется, что я должна постоянно оглядываться, ожидая, что следующая волна сомнений или неуверенности накроет меня. Его слова залечивают годы моей неуверенности и душевной боли. Прошлое больше не держит меня в своих тисках.
Прижимаясь ближе, чувствую, как ровно бьется его сердце вместе с моим.
— Я так много времени провела в бегах, — шепчу я, — но теперь чувствую, что могу наконец… остановиться. Как будто я наконец дома.
Его руки крепче обнимают меня.
— У всех нас есть шрамы, Лидия, — говорит Виктор. — Но они не определяют нас. Они напоминают нам о том, через что мы прошли и как стали теми, кто мы есть сегодня.
— Я люблю тебя, — шепчу я.
— И я люблю тебя.
Он держит меня.
Мы лежим у костра, с прошлым позади и неизведанными годами впереди. Я чувствую, что впервые в жизни… я счастлива. Впервые в жизни я свободна.
Шесть месяцев спустя
Уже поздняя ночь, но мы с Виктором потеряли счет времени. Так бывает, когда мы вместе. Минуты превращаются в часы, и, прежде чем мы успеваем понять, что происходит, солнце встает, и наступает новый день. Впрочем, у нас гибкий график, так что все в порядке. Он выполняет то, что требует Михаил, когда звонит ему, а я недавно вернулась к учебе в онлайн-магистратуре.
Но сегодня вечером мне неспокойно. Воздух наполнен угрозой приближающегося дождя, которую удается ненадолго забыть, только когда я разжигаю огонь.
Мне здесь очень нравится. Возможно, это мое самое любимое место: костер передо мной и мерцающие свечи на разных поверхностях. Особенно мне нравится, когда в воздухе витает прохлада, как сегодня, когда холод сзади, а тепло огня перед нами.
В Бухте ранняя осень, клены вокруг костра окрашены в золотые и рыжие оттенки, все еще смешанные с темно-зеленым. Я стою перед пламенем, согревая руки. После ужина мы жарили зефирки, обожгли концы наших палочек, чтобы они не были липкими, и положили их туда, где обычно храним, за костром. Виктор молча сидит позади меня с задумчивым выражением лица.
— О чем думаешь? — спрашиваю я, беря одну из палочек, чтобы разжечь огонь. Пламя вспыхивает, искры разлетаются, и слышится треск огня. Виктор встает и подходит сзади, его массивная фигура смягчается мерцающим светом.
— О многом, — говорит он, его низкий голос звучит глухо в тишине, освещенной огнем. — Я кое-что тебе принес.
Хотя он по натуре не любитель дарить подарки, часто забывает о днях рождения своих братьев и сестры и нуждается в напоминаниях, что иногда стоит подарить что-то близким, он никогда не забывает что-то подарить мне.
— М-м? — спрашиваю я, мое сердце бьется чуть быстрее. У меня никогда не было никого, кто хотел бы покупать мне что-то, и я тронута этим жестом. — Дай угадаю. Ты купил мне один из тех карибских островов, на которые я засматривалась на днях в интернете.
Виктор фыркает и качает головой.
— Карибы? Точно нет. Хотя Гавайи, возможно, смогли бы меня убедить.
— О? У тебя есть предубеждения, сэр?
— Есть. Я не очень люблю ураганы, — говорит он, запуская пальцы в мои кудри. — Если только они не в форме женщины, которая, конечно же, носит мое кольцо и мою фамилию.
Я сдерживаю смешок.
— Конечно.
— На Гавайи проще добраться. Связь лучше. Мы можем использовать ту же валюту.
— Справедливо, справедливо. Ты хочешь сказать, что хочешь поехать на Гавайи?
— Когда-нибудь, да. А ты?
Я киваю.
— Безусловно. Ты видел тот торт с макадамией, который стал вирусным?
Виктор улыбается.
— Нет, но я верю тебе на слово. Мне нравится, как ты расставляешь приоритеты в путешествиях на основе вариантов тортов.
Я решительно киваю.
— У меня есть свои приоритеты.
Он протягивает мне коробку.
— Здесь нет билетов на Гавайи и, к сожалению, нет торта, но, возможно, тебе это понравится.
Открываю коробку и нахожу набор декоративных спичек и маленький флакон духов, которые я использовала в молодости.
— Ты помнишь, — шепчу, мой голос дрожит. Я сглатываю.
Виктор смахивает прядь волос с моей щеки.
— Я помню о тебе все.
Я смеюсь.
— Иногда я хочу, чтобы ты забыл темные части.
Наклоняясь ко мне, он целует меня в макушку, волосы вьются от жара огня.
— Никогда. Это мои любимые части.
Кладу маленькие подарки рядом с нашими креслами. Мы стоим вместе, наблюдая за огнем, когда Никита́ начинает яростно лаять. Виктор и я обмениваемся взглядами. Она так лает только тогда, когда к нам приходят гости, и ни одна из наших обычных систем безопасности не сработала.
Он инстинктивно толкает меня за свою спину, ближе к огню, и хмурится, вглядываясь в темноту. Сначала мы ничего не видим.
— Покажись, — рычит Виктор. — Немедленно, или я дам команду собаке атаковать.
Он щелкает пальцами, и Никит́а садится, все еще рыча.
Это не пустая угроза. Я выглядываю из-за его огромного бицепса и резко вдыхаю, когда из тени появляется женщина, ее маленькие руки подняты в жесте капитуляции. Когда она приближается, мерцающий огонь освещает ее черты. Яркие зеленые глаза излучают решимость и интеллект, и что-то еще, что я не могу точно определить, но от чего по спине пробегает дрожь. В ней чувствуется бесстрашие, граничащее с безумием — это просто пугает.
Длинные каштановые волосы собраны в толстый хвост, и ее миниатюрное, но спортивное телосложение излучает силу и ловкость. У меня странное чувство, что она могла бы перепрыгнуть через костер невредимой и исчезнуть в ночи, как леопард. Одетая в облегающую черную одежду, она выглядит так, будто готова ограбить банк или свергнуть тиранический режим, в зависимости от того, что ей больше по душе.
Ее здесь быть не должно, и все же я каким-то образом полностью очарована и хочу, чтобы она осталась. Я безумно люблю своего мужа, но за те несколько секунд, что я наблюдаю за этой женщиной, думаю, что уже успела влюбиться в нее.
Тем не менее, я не доверяю ей. Она попала сюда с помощью какого-то колдовства. Никто не войдет в наш дом незамеченным. Лай Никиты́ — это последнее предупреждение, а не первое.
— Ты, — голос Виктора полон обвинения, но женщина только улыбается, словно польщенная тем, что он узнал ее.
Она кланяется,