— Мне нужно кое-что сказать, — начинает он. — Здесь есть люди, которые со мной не знакомы. Я всегда говорю откровенно, и все, что сейчас будет сказано, будет на благо обеих семей. Мы не можем делать вид, что определенных событий не произошло, но нужно убедиться, что мы все на одной волне.

Мать Веры кивает.

— Если хотите, вы можете записать мою речь или подключить вашу семью по видеосвязи.

— Слишком поздно для этого, — отвечает ее мать, — но спасибо. Могу я просто записать на диктофон?

Михаил одобрительно кивает.

Все ведут себя довольно расслаблено, но нам все еще нужно разрядить напряжение.

Михаил начинает.

— Все вы знаете, что Никко был на задании. Это был мой приказ. Он притворился Марковым и на это были причины. Мы узнали, что покойный Петр Иванов приказал казнить Харпер Бьянки — Харпер Романову — и чуть не убил мою беременную жену.

Мать бледнеет.

— Более того, по его приказу было совершенно покушение на моего брата Льва, в результате которого, он чуть не погиб.

Все сидят в тишине, пока Михаил продолжает.

— Мы должны обсудить союз, который образуется уже завтра, необходимость укрепить ряды и реальность того, что наши объединенные силы будут могущественными. Но справедливость должна быть восстановлена. Мы знаем, что Никко был готов отдать свою жизнь. Хотя нам хотелось бы думать, что мы не придерживаемся принципа «око за око», это не всегда так.

Я беру слово.

— Мы выяснили у Петра Иванова перед его безвременной кончиной, что атаки против нас не были его приказами.

— Я понимаю, — говорит мать Веры. — Но это все равно сделала наша семья. И у меня уже есть решение. — Вера удивленно смотрит на нее, она не так хорошо разбирается в политике, как ее мать. — Мы готовы и способны обсудить, варианты того, как наша семья может загладить вину за все, что она сделала.

Михаил на мгновение замолкает, выпрямляясь.

— Тогда, Никко, буду ждать твой отчет. Важно поддерживать рабочие отношения с руководством в Ивановской Братве. Я ясно говорю?

— Да, сэр. Конечно.

— Отлично, — Михаил садится. — Давайте поедим.

Мы с Верой не особо голодны. Мы были в разлуке и нам нужно побыть наедине. Хотя по русской традиции жених и невеста должны провести ночь порознь, я настаиваю на том, чтобы уединиться со своей будущей женой.

— Прогуляешься со мной, Вера?

Держась за руки, выходим из семейного дома. Горизонт окутан легким розовым свечением наступающих сумерек. Никко идет рядом так, что прикрывает меня со стороны улицы. Точно так же, как он делал в Москве.

— Вера, — начинает он одновременно с тем, как я произношу: — Никко?

Так странно произносить его настоящее имя, но часть меня ликует. Мы можем начать все заново. С чистого листа. Что может быть лучше, чем новое имя, новое место, новая семья?

Сердце замирает, когда он поворачивается ко мне, и я вижу, как все это на нем отразилось. Морщинки вокруг рта и глаз, тяжесть на плечах — он выглядит уставшим и измученным. Мне хочется разгладить эти морщинки. Сесть к нему на колени и сказать, что я все еще люблю его. Что всё понимаю. Он разрывался между долгом и честью и выбрал то, что считал правильным. Но я не говорю ему ничего из этого.

Когда открываю рот, чтобы заговорить... он целует меня.

Мои глаза закрываются от ощущения его губ на моих. Вздыхаю, позволяя себе наконец по-настоящему дышать.

У меня перехватывает дыхание, когда он запускает пальцы в мои волосы. Я вздыхаю и растворяюсь в нем, в тепле объятий и властных губ. Тихо стону, когда его язык касается моего. Двигаюсь ближе. Следующее, что понимаю, он подхватывает меня, мои ноги обвивают его талию, и он несет нас к кованой скамейке рядом с кустом.

Он садится, усаживая меня к себе на колени, и слегка отстраняется. Наши лбы соприкасаются. Его голос дрожит, когда он умоляет о прощении: — Вера, пожалуйста. Мне жаль. Мне так жаль, что я солгал тебе.

— Ты думал, что моя семья ответственна за нападение на твою, и в какой-то степени так оно и есть. Ты поклялся в верности семье. И пусть у тебя был четкий план... ты отклонился от него, Мар... — Он не Марков. Надо к этому привыкнуть. — Я никогда не думала, что смогу простить ложь, но... ты принял за меня пулю. И по большинству стандартов, я думаю... я... — голос срывается. Почему-то просто находиться с ним рядом и видеть искренность в его глазах, заставляет все мои эмоции всплыть на поверхность. Все. Моего отца больше нет. Ирина предала нас. Марков — не Марков. Завтра мы поженимся. Открываю рот, чтобы заговорить, но не могу. Я задыхаюсь от эмоций, чего не было даже с мамой, моей лучшей подругой.

— Никко... — шепчу я. — Никко Романов.

Произносить его настоящее имя кажется таким правильным. Моргаю и по щеке скатывается слеза. Мне необходимо выпустить эти накопившиеся чувства, иначе я просто взорвусь.

Замечаю, как его кадык двигается, когда он сглатывает. Его душат собственные эмоции.

— Да. И я обещаю тебе, Вера. Я искренне говорил о том, как сильно люблю тебя. Я имел в виду каждое слово о том, что хочу защитить тебя. И теперь, когда мы поженимся, все это останется позади. Любовь моя, между нами больше не будет даже намека на ложь.

Он берет мое лицо в свои руки в привычной властной манере, и ловит мой взгляд. В этот момент мир вокруг нас растворяется. Есть только мы, и сейчас это единственное, что имеет значение.

Мы.

— Я люблю тебя, Вера, — его голос глухой от эмоций, резонирующий с глубиной чувств. — Люблю больше всех на свете. И завтра для меня будет честью дать тебе клятву.

Слезы жгут глаза, горячие и неумолимые, когда отвечаю: — И я бесконечно люблю тебя, — голос дрожит. — Завтра мы начнем заново. Мы не просто продолжим с того места, где остановились, но и пойдем вперед. Мы сделаем это, потому что в долгу перед нашими семьями. И мы обязаны это сделать для себя.

Он снова целует меня