— Господи, — бормочет он, покачивая головой, когда мы наконец прерываем поцелуй. — Я не буду заниматься любовью с тобой накануне нашей свадьбы. Нам нужно соблюсти традиции, — его голос становится ниже. — Но мне от этого ничуть не легче.

Снова целую его, дразня, на этот раз улыбаясь, когда он щипает меня за ягодицы, наказывая за дерзость.

— Полагаю, я это заслужил, — стонет он, ерзая подо мной.

Кладу голову ему на грудь и чувствую сильные руки вокруг себя.

— Ты притворился, что говоришь только по-русски, чтобы держать дистанцию, да?

— М-м-м.

— И это не сработало. Потом ты притворялся моим телохранителем, но даже это была не очень хорошая уловка, потому что ты действительно выполнял роль телохранителя.

— Да.

— И тогда ты притворялся моим мужем...

— Что тоже не сработало, потому что я не смог притворятся кем-то настолько значимым, чтобы не вжиться в роль.

Конечно, он не мог. Это противоречило бы всему в нем.

Мы сидим в тишине долгие мгновения, наполовину скрытые кустами, обрамляющими дорожку яркой зеленью, вечернее небо темнеет с каждой секундой. Облака проплывают над головой, серые клочья едва видны в темно-синем вечернем небе. Аромат роз, напоминающий, что лето подходит к концу, витает в воздухе, легкий ветерок колышет лепестки вокруг нас. В свете угасающего солнца и стрекотания сверчков я дарую прощение. Кажется, что так и должно быть в саду, в месте, которое обещает новую жизнь.

— Я не хотел, чтобы ты говорила, что любишь меня, хотя уже знал, что люблю тебя. Боялся, что тебе будет еще больнее, чем я рассчитывал. Мне было невыносимо думать, что что-то еще причинит тебе боль.

Киваю, прижавшись к его груди.

— Теперь я это понимаю. Сначала было больно, но мы не могли говорить о любви, пока были связаны ложью.

— Да. Но я не хочу, чтобы ты когда-либо сомневалась в моей любви к тебе.

— Если я когда-нибудь усомнюсь, — говорю с улыбкой, — то вспомню, как ты бросился всем телом передо мной. Инстинктивно. Как будто это был единственный вариант.

Он печально улыбается.

— Я люблю розы, — шепчу, переплетая наши пальцы. — Они такие элегантные и стойкие. Они обладают вечной красотой, и полны смысла. Мне нравится, что они растут в вашем поместье.

— Их посадили наши друзья много лет назад. Моя мама любила их по схожим причинам.

— Я люблю твою маму тоже, — шепчу, за что получаю страстный поцелуй в лоб.

— Она еще не знает тебя, но, когда узнает, тоже полюбит.

Разглядываю наши соприкасающиеся руки: его — больше, грубее, с татуировками, и мои — бледнее, меньше, с пятнами от чернил после недавнего конфликта с непослушной ручкой в лаборатории.

— Заниматься любовью до брачной ночи — плохая примета, — серьезно повторяет он. Кажется, он придерживается русских традиций больше, чем я, но в то же время мне тоже хочется их уважать. — Ты останешься с матерью, как положено по традиции, а я — с братьями. А завтра, любовь моя? Завтра, Вера, мы поженимся.

— Хорошо, — говорит Полина. Она стоит передо мной в бледно-розовом платье, которое каким-то образом подчеркивает ослепительную синеву ее глаз. — Давай посмотрим, как у меня получилось.

Поворачиваюсь лицом к зеркалу и своей маме. Она прикрывает рот рукой и пристально смотрит.

— Вера, — выдыхает она. — Ты выглядишь так, будто сама могла бы быть моделью для одного из тех журналов.

Краснею и смотрю на свое отражение. Харпер поправляет цветы в моих волосах, лучезарно улыбаясь.

— Я однозначно справилась, — весело напевает она. — Правда же?

— Спасибо, большое спасибо. Она умеет не только стрелять из красивого пистолета, да?

Полина ухмыляется.

— Я помогала, подруга. Это не только твоя заслуга.

Харпер закатывает глаза.

— Я делала ей прическу и макияж! Но да, ты выбрала платье, так что можем разделить на двоих.

— Абсолютно, — говорю с игривой улыбкой. — Вы обе заслуживаете медали.

Полина подмигивает.

— Я бы предпочла денежный бонус.

Харпер смеется.

— Договорились. Просто помни, что это я потратила часы, чтобы идеально уложить эти волны.

Кручусь перед зеркалом, будто другой ракурс поможет мне понять, что красивая женщина перед зеркалом — это я. Исчезли мои дикие, непослушные волосы, которые я в 90% случаев собираю в странный пучок, потому что мне лень. Исчезло бледное лицо, которому всегда не хватает солнца, и уставшие глаза от недосыпа. Мои волосы теперь гладкие и волнистые, лицо сияющее. Я сияю… хотя это не только заслуга макияжа.

— Да, девочки, — говорю в ошеломленном шепоте. — Вы справились на отлично. Это платье именно то, что я хотела. Простое. Утонченное. Элегантное.

Харпер удовлетворенно кивает.

— И я даже могу ходить на этих каблуках, — говорю, глядя на изящные атласные туфли, выглядывающие из-под струящегося шелкового подола платья. Небольшие каблуки, которые, как обещала Харпер, мне понравятся.

— Жених прислал букет, — говорит Ария из двери. Она улыбается и протягивает мне большой букет красных роз.

— А сейчас, — говорит Полина, передавая мне цветы, — немного о русских свадебных традициях.

Моя мама хихикает, но я стону.

— Ты ведь не собираешься снова брать его в заложники, да?

— Нет, нет, он уже прошел эту часть. Но у нас есть несколько суеверий, и они важны. Очень важны. Хорошо?

— Хорошо, — говорю с улыбкой. — Я слушаю.

— Когда ты выйдешь из дома, ты не должна оглядываться. Это к неудаче.

Киваю.

— Это легко.

— Идет дождь! — с возбуждением говорит моя мама. Она даже хлопает в ладоши.

— О нет! 

Я бросаюсь к окну, но она качает головой.

— Нет, нет, Вера, это к удаче, честное слово.

Смотрю в окно и вижу, что на улице пасмурно и моросит, так что не так уж плохо.

— Во время церемонии мы завяжем узел из платка, что символизирует вашу брачную связь. Также есть несколько традиций для самого приема, которые принесут удачу.

— Например, битье посуды? 

Я точно где-то слышала об этом. Кажется, видела видео, где невеста с радостью разбивает тарелки.

— Мм-хм. Ага. Не волнуйся, мы тебе покажем, — успокаивает меня мама.

— Идеально. 

Я высоко держу голову, выходя на улицу. Когда только приехала сюда, единственным знакомым лицом была моя мама, но теперь я знаю остальных, по крайней мере немного. Озорная улыбка