И позаботился обо мне. Знал, что его арестуют, но думал о том, как я буду жить дальше.

Он помнил всё. Какой размер я ношу, что люблю есть, какие цвета предпочитаю. Даже мамины вещи не тронул — знал, что они для меня святое.

В спальне на туалетном столике лежала шкатулка. Внутри — все украшения, которые он мне дарил. Серьги, браслеты, кольца. И записка: "Не продавай. Это часть моей души."

Как он узнал, что я собиралась их продать?

Потому что знает меня лучше, чем я сама себя.

Через неделю пошла в университет восстанавливаться. Декан смотрел на справку о "похищении" с сочувствием:

— Конечно, восстановим. Такое горе… Вы держитесь, девочка.

— Держусь, — соврала я.

Восстановили без проблем. Даже перевели на бюджет — как жертву преступления. В документах значилось: "Арина Соколова, 20 лет, пострадавшая от организованной преступной группировки".

Пострадавшая. Если бы они знали, что единственное, от чего я пострадала — от любви.

Вечером сидела в роскошной квартире и думала о странности судьбы. Утром была нищей, к вечеру стала обеспеченной. Но богатство не принесло счастья.

Деньги не могут купить главное — присутствие любимого человека.

На банковской карточке лежало пятьдесят миллионов. Можно было жить, не работая, месяцы. Путешествовать, покупать всё, что хочется. Но зачем, если делить радость не с кем?

Камран дал мне всё — кроме себя.

Или проклинает за предательство, в котором я не виновата?

Каждый день была пыткой. Просыпалась с его именем на губах, засыпала с мыслями о нём. Мир вокруг словно потерял краски — стал серым, безвкусным, мёртвым.

Любовь — это не красивые слова в песнях. Это зависимость похлеще наркотической. Ты не можешь без человека дышать, есть, спать. Он становится твоим воздухом.

А когда воздух заканчивается, ты умираешь. Медленно, мучительно, но неизбежно.

Иногда я думала о его лжи — про квартиру, которую он якобы продал. Злилась? Нет. Скорее понимала. Он хотел, чтобы я зависела только от него. Чтобы не было пути назад.

Жестоко? Да. Но в его мире жестокость и забота шли рука об руку. Он солгал, чтобы удержать меня. Но сделал ремонт, оставил деньги, сохранил мамины вещи — чтобы мне было где жить без него.

Даже его ложь была любовью. Извращённой, больной, но любовью.

В первую же неделю после возвращения я написала ему письмо. Подробное, честное — про то, как вернулась в Москву, про допрос в ФСБ, про то, что буду ждать. Просила ответить хотя бы словом.

Отправила и начала ждать. Каждое утро бежала к почтовому ящику с замиранием сердца. Каждое утро находила там только рекламу и счета.

Ожидание — это особый вид пытки. Тебя не бьют, не режут, не ломают кости. Но убивают медленно, по капле. И самое страшное — ты сам себе палач.

Через полтора месяца пришёл ответ. Белый конверт с тюремной печатью. Моё имя, выведенное знакомым почерком.

Он жив. Помнит. Ответил.

Вскрыла дрожащими руками. Читала и чувствовала, как сердце разрывается пополам.

"Не жди меня. Не пиши больше. Считай, что Камрана Байрамова больше нет."

Письмо выпало из рук. Я сидела на полу и рыдала — до судорог, до рвоты, до потери сознания.

Он отказывается от меня. Отталкивает единственного человека, который его любит.

Но в конце было: "P.S. Если все-таки невиновна — прости."

И я поняла — он сомневается. Страдает. Пытается меня оттолкнуть не из ненависти, а из любви.

Дурак. Мой любимый дурак. Думает, что так для меня лучше.

Вытерла слезы и села писать новое письмо. Несмотря на запрет. Второе письмо — упрямое, настойчивое.

Потому что любовь не умеет подчиняться приказам.

И я докажу ему, что я не предательница. Даже если это займёт всю жизнь.

Глава 21

Есть моменты, когда твоя жизнь делится на "до" и "после". И этот момент стоит две полоски на тесте для беременности.

Сижу на полу в ванной комнате и смотрю на пластиковую палочку, которая только что перевернула мой мир. Две яркие розовые полоски. Четкие, безжалостные, неопровержимые.

Беременна.

Руки дрожат так сильно, что тест выпадает и звонко ударяется о кафель. Звук как выстрел в тишине пустой квартиры.

От Камрана.

Воздух застревает в горле комом. Легкие отказываются работать. По телу прокатывается волна такого ужаса пополам с экстазом, что кожу покрывает холодный пот.

Я беременна от человека, который считает меня предательницей.

Ношу под сердцем ребенка мужчины, который запретил мне себя ждать.

Какая чудовищная ирония судьбы.

Встаю на подкашивающихся ногах, хватаюсь за раковину. В зеркале на меня смотрит бледное лицо с огромными глазами. Лицо женщины, которая только что узнала, что станет матерью в двадцать лет. Одинокой матерью.

Материнство — это любовь к тому, кого еще никто не знает. Но что делать, когда отец этого "кого-то" не верит в твою верность?

Опускаюсь обратно на пол и обхватываю живот руками. Там, внутри, уже растет маленькая жизнь. Частичка Камрана, которая будет со мной всегда, даже если он сам меня отвергнет.

Слезы начинают течь сами собой. Не от горя — от переполняющих чувств. Радости, страха, отчаяния, любви — все смешалось в один ком, который распирает грудь изнутри.

Что я ему скажу?

Как объяснить мужчине, который мне не верит, что беременна его ребенком?

Он подумает, что вру. Что придумываю беременность, чтобы разжалобить его.

Представляю его реакцию и становится физически дурно. Тошнота поднимается к горлу — то ли от токсикоза, то ли от ужаса перед предстоящим разговором.

Достаю телефон, открываю контакты. Номер гинеколога. Надо записаться на прием, подтвердить беременность, встать на учет. Все как у нормальных людей. Только я не нормальная — я женщина, которая беременна от зека.

"Отец ребенка отбывает срок за убийство", — скажу врачу. Интересно, что она подумает?

Звоню и записываюсь на завтра. Голос дрожит, но слова произношу четко. Актерское мастерство — полезная штука, когда нужно скрыть, что твой мир рушится и отстраивается заново каждую секунду.

Вечером сижу за письменным столом и пытаюсь написать Камрану. Исписала уже десяток листов, но каждый раз получается одно и то же — жалобное нытье беременной женщины.

"Камран, я беременна. От тебя. Пожалуйста, поверь мне…"

Комкаю лист. Он не поверит. Скажет, что пытаюсь его обмануть ради снисхождения суда или досрочного освобождения.

"Любимый, у нас будет ребенок…"

И снова в корзину. Он больше не любимый. Он мужчина, который написал мне: "Считай, что Камрана Байрамова больше нет".

"Мне нужно с тобой поговорить. Это важно…"

Тоже хрень. Он решит, что я готова на все, лишь бы вытащить его из тюрьмы.

Откидываюсь на спинку стула и закрываю глаза. В животе что-то трепещет — не ребенок еще, слишком рано, но само осознание того, что там внутри зарождается жизнь.

Если расскажу — он не поверит.

Если не расскажу — он никогда не узнает, что у него есть сын или дочь.

Безвыходность. Идеальная, математически точная безвыходность.

Беру новый лист и начинаю писать обычное письмо. Без упоминания беременности. О том, как скучаю, как жду его, как верю в нашу любовь. Пустые слова, за которыми скрывается самая важная новость в моей жизни.

"Камран,

Каждый день думаю о тебе. Представляю, как ты проводишь время в камере, с кем общаешься, о чем думаешь перед сном.

Хочется быть рядом. Разделить с тобой этот ад, хотя бы морально. Но ты запретил мне приезжать на свидания.

Понимаю твою злость. Понимаю, почему ты мне не веришь. На твоем месте я тоже бы сомневалась.