Ты не бесполезна.

Это не твоя вина.

Алекс выглядит на мгновение потрясенным. Я впервые вижу такое выражение на его лице, но слышала, что шок — то, что почти невозможно скрыть.

— Даже твой брат не добился справедливости?

Я качаю головой: — Нет.

Его брови сдвигаются, и голос становится таким низким, как шипение змеи, когда отвечает: — Я убью их на хрен.

Меня пробирает дрожь, потому что это не просто фигура речи. Он сделает это.

— Кого? — шепчу я.

— Всех. Твой отец должен был отомстить. Твой брат должен был сжечь мир дотла, чтобы защитить твою честь. Твоя мать должна была нанять кого-то, чтобы найти того, кто надругался над тобой, и сделать целью своей жизни — заставить его заплатить.

Он действительно не знает мою семью.

— Такой страх невозможно выдумать, — тихо говорит он, когда первые вспышки гнева начинают утихать. — Ты боишься меня, потому что тебя изнасиловали.

Он резко встает с кровати и начинает ходить взад-вперед, прежде чем, наконец, покачать головой.

— То, что делать с твоей семьей и нашим врагом, подождет. Сегодняшняя ночь — о нас. — Он бросает на меня любопытный взгляд. — Хочешь, чтобы я ушел? Тебе нужно побыть одной?

В наших семьях есть правила.

Кто этот человек, и что случилось с хмурым русским? Я сглатываю. Думаю. Хочу ли я, чтобы он ушел?

Я качаю головой. Помню это утро. Надежду, которая мерцала, как огонь.

— Нет. Я... хочу попробовать. Если ты послушаешь, когда я скажу — стоп.

— Конечно. Я не чудовище.

Киваю. Впервые за всю свою взрослую жизнь чувствую, что выбор за мной.

Наклонившись вперед, Алекс прикасается своими губами к моим. Поцелуй такой нежный, почти целомудренный.

— Не снимай остальное, Харпер. Я хочу, чтобы ты контролировала ситуацию.

Он так говорит, но сам отдает команды.

Сглатываю комок в горле и киваю. Я могу это сделать. Я знаю, что смогу.

Но не хочу обнажаться перед ним. Каждый день меня посещают одни и те же страшные мысли.

— Кто еще находится в этом доме вместе с нами? — спрашивает он.

Я облизываю губы.

— Никого нет.

— Именно. Здесь только мы. Ты, моя жена. И я, твой муж. Я не причиню тебе вреда. И никто не будет указывать нам, где и когда что делать. Я женился на тебе, и это все, что сейчас имеет значение.

Какая-то часть меня задается вопросом, почему я думала, что он ненавидит меня. Неужели теперь, когда я стала его женой, все изменилось?

Мои руки лежат на бедрах. Я наблюдаю, как Алекс встает рядом и медленно раздевается, сосредоточенно нахмурив брови. Сегодня утром я видела его в одних трусах, и до сих пор не могу выбросить из головы мысли о золотистой коже, мускулистом прессе и подтянутых бицепсах.

Вскоре мы уже сидим друг перед другом, одетые, как в раннее тихое утро. Тогда нас было только двое. Мы и долгий день впереди. Он едва касался меня. Теперь все то же самое, только на этот раз нам некуда идти, и даже видимости ожидания свадьбы, чтобы остановить нас от чего-либо, нет.

Не говоря ни слова, он наклоняется ко мне и целует обнаженное плечо. Дрожь пробегает по позвоночнику, но я не двигаюсь. За первым поцелуем следует еще один, и он пробирается по моей руке вниз и обратно.

Трепет охватывает меня.

Долгое время я чувствовала себя лишь объектом для людей, которых знала и любила. Мне казалось, что я значима только благодаря тому, что могу для них сделать. Но теперь... я не должна позволять себе верить, что что-то значу для него, но трудно думать иначе, когда он смотрит на меня так.

Я просто романтизирую это? Его? Он погнался за мной, затолкал на заднее сиденье своей машины и надел наручники.

Но потом мы дали клятву. И, возможно, в нашей семье... это означает, что что-то изменилось.

— Ты прекрасна, — говорит он тихим голосом, перемещаясь к моему другому плечу и целуя вдоль всей руки. — Положи руки на колени и не убирай их, пока я не скажу.

Я бы не смогла ослушаться его сейчас, даже если бы попыталась. Я словно глина в его руках, беспомощна перед притяжением между нами.

Поэтому делаю то, что он говорит. Кладу руки на колени, пока он продолжает поклоняться мне.

Неуверенный поцелуй в верхнюю часть груди. Мы похожи на двух давно потерянных любовников, пытающихся вспомнить дорогу друг к другу.

— Ложись, — шепчет он на ухо. — Я хочу попробовать тебя на вкус.

С дрожащим дыханием я подчиняюсь. Без слов он берет меня за запястья и сжимает их над головой.

— Не двигай руками.

Я держу их на месте, но, когда Алекс спускается по моему телу, меня тошнит от нервов. Он целует впадинку, мои бедра дергаются, и во мне вспыхивает внезапное желание убежать.

— Нет, — шепчу я. — Не надо. Пожалуйста, нет.

Я никогда не просила никого делать это для меня, но это слишком интимно, слишком близко, и мы почти не знаем друг друга.

— Что не надо?

— Не... делай этого. Я не готова. Пожалуйста, Алекс. Мне не по себе от всего этого, — как только говорю, то жалею об этом. Что он собирается делать? Он мой муж, и по всем правилам обоих наших миров я теперь принадлежу ему.

На мгновение он становится задумчивым.

— Если ты позволишь мне попробовать, это поможет тебе подготовиться. Так будет легче.

— Должно же быть что-то... другое, что мы можем сделать?

— Да, но мы должны заключить этот брак. Ты знаешь это, и я тоже. Это правило для моей и твоей семьи. Но мы можем подождать.

Киваю и сглатываю. Алекс встает и подходит к комоду. Я замечаю небольшую тарелку с клубникой в шоколаде и шампанское. Он тихо открывает бутылку, без всякой помпезности и торжественности. Наливает шампанское в бокалы.

Я выдыхаю.

— Голодна?

Киваю. Умираю с голоду. Я едва поужинала.

— Начнем с этого.

Он приносит поднос с клубникой, и я тянусь за одной, но он игриво шлепает меня по руке.

— Эй!

— Ты можешь взять одну, — говорит он. — Но