— Помнишь? — шепчет Полина. — Она ела с подноса с едой, предназначенного для Харпер.

Потребовалось несколько секунд, чтобы правда дошла до сознания, прежде чем на лице Алекса появилась ледяная маска решимости.

— Закрыть комнату. Сейчас же.

Все происходит так быстро. Гостей проверяют и выводят, персонал допрашивают. Я сижу, окруженная с обеих сторон телохранителями, которые стояли возле моей комнаты этим утром.

Я внезапно вспоминаю.

— Алекс, утром ты сказал, что отправил поднос с едой для меня, а я ответила, что нам уже принесли?

— Точно. Кто принес поднос?

— Ария.

Ария говорит, что один из сотрудников дал ей его, и указывает на бледную, худую женщину со светлыми волосами.

— Мне очень жаль, сэр, — говорит она, ее глаза широко раскрыты. — Мне приказали принести поднос наверх. Это все, что я знаю. Я пришла на смену поздно, и один из старших официантов сказал, что вы попросили его отправить.

Бедная женщина дрожит под его яростным взглядом.

— Какой официант?

Допрос продолжается до тех пор, пока Алекс не допрашивает всех сотрудников. Михаил наблюдает с беспокойством, его брови сведены, но в основном он выглядит так, будто пытается помешать Алексу собственноручно убить всех.

— Ария чуть не съела еду с этого подноса, — шепчу я. — Она держала что-то в руках, но отвлеклась.

Мысль о том, что Ария могла быть отравлена...

Теперь Михаил присоединяется к Алексу с убийственным взглядом.

— Я хочу, чтобы весь персонал уволили, — говорит Алекс Михаилу. — Весь. Здесь останется только моя жена.

Мое сердце замирает при этих словах, два слова, которые так непривычны для моих ушей.

Моя жена.

Через час кошку отвезли к ветеринару, где подтвердили, что она была отравлена, но будет в порядке. Теперь в доме остались только мы вдвоем. Ни одного сотрудника, и телохранителя.

Не сомневаюсь, что Михаил и его люди делают все, что положено, чтобы устранить потенциальную угрозу для их близких.

Алекс сидит, погруженный в свои мысли, перед ним стоит бутылка пива. Галстук давно снят, волосы чуть растрепаны. Он выглядит мрачнее тучи, и, похоже, помощи от него сейчас не дождешься.

Я стараюсь думать о нем как о своем муже, но почему-то его образ передо мной и эти слова не складываются в одно целое.

Я пью вино и пытаюсь сложить все в единую картину.

— Знаешь, нас всех усыновили,— задумчиво произносит он, проводя большим пальцем по краю бутылки.

— Правда? Я не знала. То есть, я вообще почти ничего о тебе не знаю.

— Каждый из нас по очереди пришел из ниоткуда. Мой дядя говорил, что это была излюбленная стратегия его отца. Моего деда.

Я делаю еще один глоток вина, наслаждаясь легким фруктовым вкусом.

— Какая стратегия?

— Начинать с чистого листа. Он говорил, что, когда брал под контроль бизнес, первое, что делал — увольнял всех, чтобы выбрать, кто будет работать на него. Это был его способ обеспечить лояльность, — говорит он низким, опасным тоном, который заставляет меня содрогнуться. — Сжечь все дотла и начать заново.

— Интересная стратегия.

Относится ли это ко мне?

Оооо.

— Ты сказал мне ничего не брать с собой, — тихо произношу, осознавая суть. — Ты хотел начать со мной с чистого листа.

Он кивает: — Так отец создал свою семью. Он выбирал нас одного за другим. Обеспечивал нашу преданность, удовлетворяя потребности, воспитывая. Он дал нам мать, которая заботилась о нас.

— Понятно.

Он делает еще один глоток из бутылки. Я смотрю, как его адамово яблоко поднимается и опускается, пока он глотает.

— Ты уволил всех?

— Да.

Допиваю вино и тянусь за бутылкой. Он смотрит на меня как завороженный, но не останавливает.

Я стараюсь сохранить бодрый тон, чтобы подавить нарастающее нервное напряжение: — Удивлена, что они ушли так легко, учитывая твою жизнерадостную натуру и заразительную любовь к жизни. Ты словно олицетворение солнечного света в человеческом облике.

Он сужает глаза, глядя на меня.

— Ты что, провоцируешь меня?

Моя рука слегка дрожит, когда наливаю еще один бокал.

— Не-а.

Конечно, я его провоцирую. Если смогу заставить его сосредоточиться на споре со мной, это отвлечет от мыслей о убийстве, кровопролитии и темных желаний. Я хочу увидеть человека за этими шрамами и масками, которые он носит.

А если честно? Я хочу отвлечь от неизбежного следующего шага, который мы сделаем наедине как муж и жена.

— Попробуй еще раз, — говорит он, поворачиваясь ко мне. Допивает пиво и бросает бутылку на стол. Я вздрагиваю от звона стекла и ожидаю, что бутылка разобьется, но она лишь катится по столу.

— Может, дело в твоем магнетизме и харизме, — говорю, делая щедрый глоток вина. Мысли начинают путаться, а вид передо мной немного расплывается, как будто комната нарисована пастелью. — В твоей утонченной натуре и легком чувстве юмора?

— Почти попала, — говорит он, и клянусь, что чувствую его взгляд, будто мысленно раздевает меня. — Христос, принцесса. Ты чертовски прекрасна. Сколько вина уже выпила?

Я допиваю бокал и смотрю на бутылку.

— Недостаточно, — шепчу, мои слова звучат невнятно. Я тянусь за бутылкой.

— Нет, Харпер.

По спине пробегает холодок от приказного тона. Я поднимаю на него глаза, обхватив бутылку.

— Что?

— Больше никакого вина. — Тепло разливается по телу от макушки до кончиков пальцев ног. — Я хочу, чтобы ты запомнила эту ночь в ярких деталях.

О, Боже.

Встаю на дрожащие ноги и делаю несколько шагов к пустующему импровизированному бару, который тянется вдоль стены, с бутылками, выстроенными, как солдаты. Тянусь рукой и беру мини бутылочку с виски. Обычно не пью много, да даже не знаю, как это делать. Но знаю две вещи: я не хочу запоминать эту ночь, и не хочу, чтобы он думал, что может мной командовать.

Срываю крышку, даже не глядя на этикетку. Запрокидываю голову и опрокидываю все в один глоток, закашливаясь.

Вскрикиваю, когда он всем своим теплым телом прижимает меня к белому столу. Как он там оказался? Я даже не заметила.

— Уже ослушиваешься меня? Мы едва успели дать клятву.

— Нет. Ты сказал больше не пить вино, — поднимаю пустую бутылочку. — Это не вино.

— Так вот как мы будем играть, — лениво произносит он, раскладывая мои руки ровно