— А, теперь ещё и я виноват, — его губы растянулись в улыбке, от которой по спине побежали мурашки, — Кажется, шансы на выполнение вашей просьбы снижаются с каждым вашим словом.

Я резко замолкла, сдерживая ядовитое «да заткнись уже». Как же было сложно вести с ним диалог…

— Так какая просьба? — сказал он, откинувшись на спинку стула.

— Если возможно, я бы хотела заниматься стрельбой и тренировками. В конце концов, я полицейская… точнее, уже бывшая.

Он замер, изучая меня взглядом хищника.

— Боишься потерять форму в моём обществе?

— Боюсь, что ваши стены сожрут меня раньше, чем вы решите мою судьбу.

— А для чего стрельба? — он рассмеялся. — Мечтаешь пристрелить меня, Лэйн?

— Я мечтаю не умереть беспомощной, — ответила я, впиваясь ногтями в ладони.

И снова повисла тишина. Он налил вина и, обойдя стол, протянул мне бокал. Его рука оказалась совсем рядом с моей.

— Согласен. Но у меня есть условие.

Я приняла бокал. Пальцы дрожали, но не от страха — от ярости. Так и знала, что просто так он не согласится. Надеюсь, он не попросит сделать что-то унизительное.

— Будешь тренироваться только с моим человеком. Его зовут Грей, и только в строго отведённое время.

— Хорошо, — ответила я, стараясь скрыть облегчение.

— Но сначала тебе нужно немного окрепнуть, а то свалишься снова в обморок. Грей жестковат, и нянчиться с тобой не станет.

Мои щёки запылали, когда я представила, как Леон держал меня на руках, пока я была без сознания. Я не помнила этого, но воображение тут же нарисовало картину.

— Всё в порядке, я могу приступить к тренировкам уже завтра.

— Смотри сама, я предупредил.

Леон щёлчком отправил в рот последнюю виноградину, и его взгляд скользнул по моей фигуре с оценкой дрессировщика.

— Тогда завтра на рассвете, — он разжал пальцы, и ключи с глухим лязгом упали на полированную столешницу, подпрыгнув, словно живые. — Грей не терпит опозданий.

Леон окликнул меня, когда я уже была в дверном проёме с ключами в руках:

— И, Лэйн? — его голос обволакивал спину ледяным туманом:

— Задумаешь что-то выкинуть, наказание окажется куда более жестоким, чем этот алый засос на твоей шее.

Я сглотнула ком, внезапно вставший в горле. Да… Леон действительно опасный человек, и с ним лучше не шутить. Он не из тех, кто бросает слова на ветер ради запугивания. Раз сказал — значит, сделает.

— Я не слышу ответа.

— Я… я поняла.

Почти бегом я вернулась в комнату и задумалась, а стоит ли сегодня навещать Элая. После вчерашнего разговора мне нужно было время, чтобы остыть и всё обдумать. К тому же, моё состояние оставляло желать лучшего, и мне требовался отдых.

Скидывая платье и импровизированный шарф, я подумала:Лучше пойду к нему завтра, после утренней тренировки.

Я надела ночную сорочку, повесила платье в шкаф, смыла макияж и, едва коснувшись подушки, провалилась в глубокий, исцеляющий сон, надеясь, что утренний свет принесет с собой ясность и силы для предстоящего разговора с Элаем.

Глава 8. Искры ревности

Элай

После вчерашнего ухода Лэйн я не находил себе места. Каждое её слово, каждый взгляд, пропитанный болью и непониманием, жгли изнутри, словно раскалённые угли. Её слезы и обвинения — ты остался из-за Сиян — эхом отдавались в пустоте, что образовалась в груди. Она ошибалась. Ошибалась так страшно. Правда была куда мрачнее и опаснее. Я стал угрозой. Бомбой замедленного действия, тикающей в самом сердце того мира, который я когда-то защищал. И больше всего — для неё. Для Лэйн. Это место, эта стерильная лаборатория, — не прихоть, не слабость. Это моя последняя и отчаянная надежда хоть как-то обуздать чудовище внутри, вернуть себе человеческий облик. Если, конечно, это вообще возможно…

Я разглядывал затягивающуюся рану на плече — место, куда вошла её пуля. Регенерация ускорилась до пугающих пределов — единственный, зловещий плюс от этой проклятой вакцины. Сжав зубы до хруста, я поднялся с койки, нарушая все запреты Сиян. Тело отозвалось слабостью, но адреналин гнал кровь быстрее.

Подойдя к узкому, забранному решеткой окну, я опёрся ладонями о холодный подоконник. И увидел, как во внутреннем дворе логова Вальтера, под тусклыми фонарями копошились люди. Они грузили в чёрный, без окон фургон тяжёлые, обшитые металлом ящики. Любопытство распирало меня — что же может находиться внутри? Оружие? Доказательства чьих-то исчезновений? Старая полицейская привычка, глубоко въевшаяся в подкорку, приказала проанализировать ситуацию. Настойчивый голос в голове звал взяться за дело, докопаться. Но вскоре пришло осознание: больше я не могу заниматься расследованием. Ведь теперь я сам стал тем, кого когда-то ловил.

Дверь распахнулась без предупреждения, нарушив гнетущую тишину палаты.

— Опять на ногах? — холодный голос Сиян заставил меня резко обернуться. Она стояла в дверях, скрестив руки на груди. Белый, безупречно чистый халат, медицинская маска, спущенная на подбородок, открывала её тонкие, поджатые губы — всё такое знакомое, но теперь дышащее чуждой враждебностью.

— Ты знаешь, я никогда не был образцовым пациентом, — буркнул я, с усилием отрываясь от окна, от вида фургона, увозящего тайну.

— Ты не изменился. Все такой же упрямый, — сказала она, подойдя ближе ко мне.

— А ты всё так же любишь играть в молчанку, как и раньше, — парировал я, ощущая знакомый, но теперь чуть искаженный запах её духов — нежный жасмин, перебитый резкой нотой спирта и чем-то ещё… химическим. Запахом этого места.

Она проигнорировала колкость, словно не услышав. Без лишних слов направилась к своему столу, заставленному пробирками и медицинскими приборами.

— Ложись. Нужно поставить капельницу, — произнесла она, уже набирая прозрачную жидкость в шприц. Голос был ровным, лишенным эмоций.

Я молча подчинился, тяжело укладываясь на жёсткую койку. Глупое доверие к ней, остаток чего-то давно умершего, всё ещё шевелилось где-то внутри, заставляя не сопротивляться. Теперь мы не просто бывшие, чьи пути разошлись. Мы враги по разные стороны баррикад, объединённые этим проклятым экспериментом. Старая поговорка «держи друзей близко, а врагов ещё ближе» приобрела зловещий, буквальный смысл. Чтобы выбраться отсюда, чтобы спасти Лэйн от когтей Вальтера, придется играть по их правилам. По крайней мере, пока…

Игла плавно, почти безболезненно вошла в вену. Я поймал её взгляд, пытаясь прочитать хоть что-то за маской безразличия:

— И долго я буду лежать здесь?

— Ещё пару дней, — ответила она, поправляя капельницу.

Каждый час в этой стерильной клетке, под мерный стук капельницы, казался вечностью. Особенно бесило осознание, что пока я лежу здесь, беспомощный, Лэйн вынуждена общаться с Леоном. Ужинать с ним. Подчиняться его прихотям. Вчерашний её образ в том красном платье, с яркими губами и распущенными волосами, до сих пор стоял перед глазами, вызывая волну ярости, смешанной с мучительной ревностью. Её уверения, что ничего не было, лишь слегка притупили клыки подозрения, но расслабляться было нельзя. Совсем.

Вчера ужин… сегодня обед… а что завтра?— мысль заставила меня нервно мотнуть головой, пытаясь стряхнуть навязчивые картинки.

— Голова болит? — Сиян следила за мной пристальным взглядом.

— Да, немного, — соврал я, отводя глаза к потолку.

— Потерпи. Капельница скоро подействует. Дай осмотрю рану.

Её пальцы, холодные в тонких латексных перчатках, осторожно сняли повязку. Прикосновение было профессиональным, без лишнего давления. Но затем ладонь неожиданно скользнула ниже, по моей груди, задержавшись чуть дольше необходимого. Я резко схватил её за запястье:

— Что ты делаешь?

— Я просто… — начала она.

— Больше так не делай, — прорычал я и рывком отпустил её руку, чувствуя, как по венам побежал знакомый, опасный жар.

Закончив обработку раны, Сиян молча вышла, оставив меня одного с ненавистным звуком капельницы и нарастающим беспокойством. Пальцы нервно выбивали дробь по металлическому каркасу койки. За окном давно сгустились сумерки, а Лэйн всё не приходила. Когда жидкость в капельнице закончилась, я, не раздумывая, выдернул иглу из вены, игнорируя алые капли, выступившие на коже.